Тетка все так же, прислонясь к косяку, сложив толстые руки, глядела с высокомерным презрением победителя. Радовалась – подавлены мастерством.
– Ну, скажешь что? – осторожно спросил Степан, – или потом? Подумаешь когда?
– Курить хочу, Степ.
– Вниз по лестнице курилка, – сообщила смотрительница, – только, пожалуйста, аккуратнее там.
– Ага, – бурчал Степка, спускаясь узенькой лестничкой к жестянке на подоконнике, – оргию устроим, как и положено репортерам андаграунда.
Дым пластался по холодному стеклу, невкусно першило в горле. Узкое окошко скучно показывало все тот же несвежий в наплывающих сумерках снег, тех же черных и серых прохожих.
– Степыч…
– М-м?
– Помнишь журнал, что я привез от Альехо?
– Полистал, да.
– На развороте, помнишь снимок? Старуха с котом большим?
– Рыжим таким? Помню, конечно. Хороший снимок. Простенький, но хороший, очень. И глазищи у кота – зеленые такие.
Витька вжал в кривую жестянку недокуренную сигарету. Давил пальцами, в такт словам убивая тонкий дымок:
– Фотка эта, мин херц. Черно-белая. Да. Кот на ней – серый. Да. И цвет глаз его ты не мог определить. Вот. Так. То.
Дымок завился почти невидимой ниточкой, коснулся стекла и умер на нем.
– Да ну? Врешь!
Степкин окурок полетел в банку.
– Но если так, то – да. Высшее мастерство… Умеет, чертяка старый…
– Так вот, Степ. Я умею тоже. Могу из этого зальчика, где Сеницкий свои шедевры выставил, не у меня украденные, а из журнальчиков надерганные, да из сети, – каждый снимок взять. Каждый, понимаешь? И из каждого сделать такой шедевр, что у тебя ноги будут подгибаться!
Из зала по ступенькам к ним скатывались чириканье Лидочки, ломкий писк Пашика, певучая воркотня теток.
– Н-ну…
– Не веришь?
– Витяй, я не то, что не верю. А как-то это странно. Про себя вот так говорить. Ты сделай сперва, может. Ну, не знаю.
Степка вздохнул и набычился, глядя в окно.
– Сделаю.
– Ну, хорошо. А что с козлом этим делать будем?
– А ничего.
Степан оторвал глаза от скользкого стекла. Раскинул в стороны коротковатые руки:
– Как ничего? Что же он, скотина, так и будет? Выедет – на твоем? А справедливость?
Витька засмеялся. Потер ладонью бедро, залез рукой под свитер и погладил теплую кожу. Задержал пальцы на выпуклости змеиной головы. Говорил мягко, выпевая слова в такт невидной снаружи ласке:
– Пу-усть пода-арком ему на новый год. Пу-усть. Он мной никогда не станет. А я еще буду снимать. Буду и буду. Лучше и лучше! Да!
– Ты че, брат, под кайфом сегодня? – рыжий смотрел на странное Витькино лицо, полузакрытые глаза, – когда успел, блин?
– Я теперь всегда под кайфом буду, Степ, – обхватил рукой голову друга, притиснул локтем к свитеру на груди, сказал в лохматую макушку:
– Несе-е-от меня лиса за дальние леса-а-а… Несет меня, Степка…
– Да пошел ты! – отбрыкавшись, Степка вывернулся из-под руки, пригладил вихры:
– Совсем свихнулся, бля! Так че? По домам, что ли?
– Ага! Хватит, наигрались в шпионов.
– Снова думать будешь?
– О, йессс…
Быстро входя в большой зал, Витька мельком глянул на свои-чужие снимки по стенам. Улыбнулся Лидочке. Та расцвела, заиграла темными глазками. Подошел к Пашику, встал рядом, всем видом показывая – ждет указаний. Редактор смутился, замямлил что-то отрепетированное и непригодившееся: о времени, общих планах съемки. Ублаготворенные тетки ворковали, кивая, гордились выставкой и, несомненно, очаровательным к ним мастером Ники Сеницким. Милостиво поглядывали на Лидушу и Пашика – неофитов-соратников.
А Витька уже топтался нетерпеливо, ожидая, когда можно будет, попрощавшись, уйти. Не зная еще куда, просто кружить по морозным улицам, ехать в подземке, выходить, где вздумается. Смотреть на углубленное в себя темно-синее небо со следочками желтых фонарей на подоле. Смотреть, смотреть, есть глазами, насыщаться, чтоб потом, дома, свернувшись клубком на смятой постели, все переварить. Лежать неподвижно, наплевав на дела и назначенные встречи. А от шефини Степка отмажет. Все одно – длинные праздники, суета, никто не работает и ничего про других не знает.
Переварить… Как змея…
Толкнул Степку плечом, потянул за рукав. Тот прервался на полуслове, скомкал цветистую тираду из комплиментов выставке, мастеру, удивительному уму и глазу поклонниц его. Тетки синхронно, в такт словам, качали согласно прическами, сверкая вычурными серьгами из недорогого камня.