Витька поднял свою руку, прижал к преграде, накрывая её ладонь. Смотрел на неё, на мальчика, вытирающего нос грязным запястьем. И вдруг вспомнил Васятку, который чуть старше, тоже вёл его спасать тех, кого любит, просто так, беззаветно.
«Зеркало. Отражение мира в другом. Я в ней, она — во мне». Мягкая, как невидимая преграда, тоска обхватила его сердце неумолимым пониманием судеб. Его судьбы, прочно связанной с его местом — в своём мире. И судьбы светловолосой молодой женщины, которую она нашла — в другом. Как отражение его самого. А значит, никогда вместе, но тем не менее — вместе всегда, до самой смерти. И после неё…
— Счастья тебе, светлая Найя, — голос его задрожал и охрип, комкая слова. Но она поняла, шевеля губами, произнося его слова вместе с ним. И убирая ладонь, оглянулась с улыбкой. Ноа Витьки, обняв за плечи Аглаю, скользнула сквозь раздавшийся плотный воздух, и он, поворачиваясь, обхватил девушку, прижимая к себе, поддерживая. Так стояли втроём, глядя через мягкое стекло пространства и времени на тех, кому жить свои жизни в неизмеримой дали, но кто неразрывно и навсегда теперь связан с ними сердцем и разумом.
— Счастья тебе, мастер! — и Найя вдруг засмеялась, как девчонка, махнула рукой, отпуская собеседников:
— Приходите летать!
— Да.
Витька, обнимая Аглаю, чувствуя, как щекочет кожу движение расписного тела Ноа, такое привычное и родное, увидел, как затуманивается мягкое стекло, и, хмурясь, шмыгнул носом. Сморгнул и осмотрелся. Тихая студия, полная полотняных колыбелей-цветов, еле видневшихся в полумраке, мягко светилась от снега, засыпавшего лежащий за окнами мегаполис. И оттуда, извне, слышались обычные звуки города: шум стройки, сигналы машин, дальняя музыка.
К Найе, опустившей руку, подошла Оннали и наклонилась поцеловать брата, свешивая волну гладких волос с одного плеча до самой земли.
— Это всё? — прижимая Найю к себе, шепнул Акут. Она вздохнула. Помотала головой.
— Подожди. Ещё не все понято. Или, если хочешь, — иди?
— Глупая девчонка моя жена…
— Да, любимый.
И ясный голос снова пришёл в её голову.
— От времени до времени и через время, светлая Найя, один виток спирали сменяет другой, и новый цикл приходит на смену завершенному. И каждый закат мира провожает танец Большого Ахашша, призванный думать над новыми знаниями, чтобы нести их в рассвет следующего мира. Твои люди ушли жить, светлая Найя, несущая Дар любви, а змеи остались, спасённые тобой. Ты — новое. Не было таких прежде в почти бесконечной смене смертей и жизней миров. Может быть, ты призвана приподнять мир, а не просто удержать его от скольжения в пропасть? Ты сердце, но ты и разум. И нынешний танец Большого Ахашша будет совершаем при тебе. Для тебя. И из-за тебя. Иди к нам, Вамма-Найя. Никто из людей этого мира не видел того, что увидишь ты. И никому не дано познать столько. Сердцем.
Змеи скользили, подбираясь ближе и окружая стоящих. Покачивались бесстрастные морды, высовывались и прятались языки. Расписные тела поднимались, стоя вертикально. А люди, поддерживая друг друга, шли и шли к высокой арке, поднимались по лестнице, оглядываясь.
— Идём с нами, Найя-сердце, достойное разума, идём… ты узнаешь, как правильно властвовать.
— Не ходи, — шёпотом сказал Мерути и дёрнул за руку сестру, — скажи ей!
Найя нагнулась и поцеловала мальчика в щёку. Улыбнулась Оннали. Сказала медленно, глядя на струение цветных тел:
— Мы нашли рай, а в нем полно змей… И вы всегда будете искушать, такая уж ваша природа.
Обнимая рукой худой бок мастера, добавила:
— Мы принимаем приглашение. Я, Акут и Ноа.
— Нет, Найя, только ты, светлая и достойная…
— Я уже сказала.
И она махнула Мерути и Оннали:
— Идите. Мы вас догоним. Придём, обязательно!
Елена Блонди
Сентябрь 2009 — май 2011