Притопывая ногой, повторяла детскую присказку. Рано ей ещё хотеть по-взрослому, но мама рассказывала, заплетая ей волосы, если сильно-сильно захотеть, то помогают и детские смешные наговорки. Только будь осторожна, Оннали, говорила Онна, поправляя ей косу, потому что хотеть нужно сильно и правильного.
— Шур-шур-шур…
Дождь полил ровно и стал шуметь тише. Будто взаправду дремал. И капли уже не били кожу, как жёлуди в грозу, а трогали её водяными мушками. Оннали про себя захотела сильно-сильно: пусть заснет дождик, выглянет Большая Мать, пусть найдется тропа!
— И город… — шелестнул в мокрое ухо тихий голос, совсем тихий, будто прошуршал дождем.
— Нет! Только тропа, домой, и Мерути, — сказала Оннали, глядя, как вспыхивают в солнечных лучах редкие нитки дождя.
— Живой город, красивый… — снова прошелестело. И Оннали заткнула уши пальцами, зажмурила глаза.
А когда открыла — ахнула. Дождь кончился. Огромный лес насквозь просвечивало солнце, капли висели, сверкая, как светляки, что перепутали день с ночью. Пролетали птицы, маленькие дожди по их пути цветились радугами, которые, задрожав, пропадали, появляясь в других местах. Это было так же красиво, как радуги над раковинами в реке, когда она течёт из моря, но тут их больше и живые, совсем живые. И всё вокруг — белое от света, даже тёмная зелень волчьих ягод сверкала, как беличий глаз. Оннали шла вперёд медленно, трогая рукой тяжёлые мокрые ветки, смеялась, когда радуга от водопада повисала прямо перед её лицом. От жарких лучей, проткнувших верхушки деревьев везде-везде, с земли поднимались струи пара, похожие на витые прозрачные лианы. Сквозь них можно было идти. Оннали шла.
И вышла на тропу. Выдохнула с облегчением, увидев, как сверкают красными камушками ягоды рядом с погнутой корзинкой. Присев на корточки, поправила прутья, собрала ягод вперемешку с глиной. Поднялась, припоминая, откуда они с братом шли перед ссорой. И пошла в другую сторону, всё дальше от деревни.
Глава 12
Мерути ищет сестру
Мерути плакал, не боясь, что кто-нибудь услышит. Сначала он еще оглядывался и только всхлипывал, когда негромко звал сестру. Думал о том, что уже не мама отходит его тонким прутиком, а придет вечером отец, с охоты, усталый и позовет Мерути. Спросит сурово, где глупая, как все женщины, сестра, и почему он, мужчина, не смог уберечь ее в лесу. Достанет свою сыромятную плеть, ту страшную, что висит на столбе, подпирающем крышу.
Но когда полил дождь и стало понятно, что дорогу назад он не найдёт, а слёз все равно никто не увидит, стал плакать всерьёз. Брёл без тропинок, спотыкался о толстые корни, кричал, срывая голос, и рыдал, как трусливый Янути, когда ему покажешь прижатые кулаки. Одно немного утешало: сестра была права, он не боялся. А чего бояться, — в такую сырость, перед временем больших дождей, лесные кошки не ходят на охоту, а все ядовитые ягоды он знает и в болото не влезет, потому что вокруг каждого болота растет трава сычики с колючими верхушками — не пропустишь. Значит, смелый он? Но был страх другой, о том, что глупая сестра увёдется тропой туда, к страшному городу, и никогда не вернётся обратно. Он не всё ей рассказал, хотел подразнить, но взамен подрались, как глупые белки, и вот — один.
— Не надо тележек! — закричал, вытирая мокрое от дождя и слёз лицо. — Оннали, не надо мне тележек!
Но лес молчал. Кончался дождь, болели сбитые ноги. Мерути брёл, оглядываясь, жмурясь от сверкания капель, сжимал в кулаке висящий на шее обережек — деревянного жука с глазами-бусинами из чёрных семян. Обрывками приходили воспоминания о том, что говорил учитель Тику. Это для них учитель, а вообще он колдун. Только колдовать в племени приходится совсем редко, потому что все случается в своё время и как надо, — так взрослые говорят. Потому Тику просто собирает мальчиков и учит. Показывает, что на куске коры палочками с обгорелым концом можно нарисовать картинки, и это будет как рассказ другому о том, что ты видел. Ещё учит, как сложить по кучкам орехи и посчитать, будто это не орехи, а козы или поросята, а то и мешки с травой. Смешно. А иногда рассказывает всякие страшные вещи или странные. Это когда в деревне созревает новое пиво. Или когда у Тику целая тыква отты. Но иногда сам вождь говорит Тику, что нужно собрать не тех, кто хочет, а всех мальчиков, которые уже помогают отцам и могут убить белку или енота. И рассказать то, что нужно для взрослой жизни. Мерути ещё не совсем большой и потому всего один раз слушал Тику, когда для жизни. Соврал Оннали про два. Тику говорил-говорил про живой город, глаз у него горел, и даже слюни брызгали с уголка кривого рта, а мальчики хихикали и толкали друг друга локтями. А потом Тику вдруг вытащил в середину круга сына советника Тару, тот смеялся громче всех. И закрутил ему ухо так, что Тару заверещал. А учитель стал говорить, перекрикивая его, о том, что всё требует платы. И он это будет повторять, чтоб все помнили, даже если все мальчики племени останутся с одним ухом.