— Я заварю тебе чаю?
Чашка горячего напитка её успокоит. Если бы брат слушал меня, я попытался бы и ему помочь, заменить ароматом жасмина пары алкоголя. Но он не слышит меня, он слишком сосредоточен на шумах, доносящихся с сои, на знакомых звуках, дающих надежду на возвращение матери. Нет меня слушает. Я даже не жду согласия на мое предложение. Я вижу по ее рукам, что она расслабилась. Кулаки разжались.
— Отличная мысль!
Пока я засыпаю цветочные лепестки в кипяток, она усаживается за деревянный стол. Она терпеливо ждет, а воздух наполняется ароматом, вода окрашивается в золотистый оттенок. Я раскладываю покупки. Все по своим местам.
— Жасминовый настой напоминает мне о матери.
Шепот.
— Она часто делала его, чтобы успокоиться.
Я незаметно бросаю взгляд на Нет, чтобы увериться, что эти слова произнесла именно она. Она стала похожей на маленькую робкую девочку, которая знакомится с новым классом. Грация движений, чувственность жестов всегда мешали мне заметить ее хрупкое телосложение. Но упоминание о матери вернуло ей облик ребенка.
— Выпить горячего, чтобы прогнать горячку. Вернуть себе джай йен[18].
Ее голос тоже изменился. Он дрожит от нахлынувших воспоминаний, в уголках глаз появились слезы.
— Это помогало. Какое-то время. Потом появился бетель. Затем — индийская конопля. Просто жасмин уже не мог ее успокоить. Ей понадобилось более сильное средство. А потом еще более сильное. Чтобы забыть о мианой отца[19].
Я стою у шкафчика со специями, я вижу, что она истекает кровью, и не знаю, как ее утешить. Меня никогда не учили перевязывать раны. Я умею только прятать синяки под тканью одежды.
— Она не могла спокойно наблюдать, как нежно отец относится к сопернице. Мианой стала его первой, законной женой. А мать годилась лишь на то, чтобы собирать маниоку, варить клейкий рис да заниматься бездельницей-дочкой.
Ей не нужно перечислять оскорбления, которыми награждал ее отец, я догадываюсь.
Я не двигаюсь. Я никогда не думал, что несмотря на разделяющую нас пропасть, мы станем такими близкими людьми. Я впитываю ее слова, как земля дождевую воду. Мы оба склонили головы. Мы смотрим в одну сторону. Мы видим одинаковые картины. Картины прошлого.
— Мама…
Она умолкает.
Я жду.
— Мама была слишком доброй, чтобы бороться. Слишком сильно любила отца и не могла его бросить. Она слишком дорожила своим достоинством и не прогоняла мерзкую мианой из нашего дома. Но сердце ее с каждым днем горело все сильней. Я видела это по ее глазам. Несмотря на то что она всегда держалась очень вежливо и при любых обстоятельствах разговаривала любезным тоном, в ее глазах, как в широко открытых окнах, горел огонь, пожирающий душу. Я видела его даже сквозь постоянный туман дурмана. Я видела, что она… убивает себя. Когда мне исполнилось пятнадцать лет и мианой родила сына, о котором мечтал отец, этот прятавшийся внутри огонь… Короче, он ее сжег. Ужасная лихорадка. Три дня в бреду, и ее не стало.
Шепот Нет медленно стихает, дыхание прерывается. Она сгорбилась. Во время рассказа о смерти матери ее рот пересох. Слова иссякли. Лицо потеряло краски. Кожа, обычно напоминающая цветом золотистые земли Севера, стала белой, как тофу.
— Я осталась с отцом, который меня ненавидел, — продолжает она тихо. — И с алчной мианой, которая теперь, когда законная жена освободила ей место, возомнила себя королевой. Все решения принимала она. Я так и вижу ее во дворе: она стоит подбоченившись, привязав саронгом к груди своего маленького монстра, и отдает мне приказы, словно служанке. А я гну спину так же покорно, как и моя мать. Рабыня с учтивыми манерами, — добавляет она со смехом и поднимает на меня глаза, впервые с тех пор, как начала рассказ.
Ее взгляд обжигает меня. Я вдруг понимаю, почему она сумела утешить меня своей нежностью, почему она поняла всю глубину моих страданий. Потому что Нет сама пережила эту пытку.
— Однажды в четверг, за несколько дней до моего шестнадцатилетия, мианой сказала, что хочет отвезти меня в столицу и представить каким-то важным людям. «Важным для твоего будущего», — уверила она меня. Я восприняла эту поездку как подарок ко дню рождения. Поскольку до смерти мамы я довольно хорошо училась, даже способности проявляла, Бангкок казался мне возможностью начать новую жизнь, понимаешь? Я мечтала поступить в университет. Когда мама бывала в ясном рассудке, она часто говорила мне: «Ты будешь хорошей студенткой, дочка. Сама начнешь зарабатывать на жизнь. И тебе ни перед кем не придется отчитываться». Я надеялась осуществить и свою, и мамину мечту. Я так воодушевилась, что не спала три ночи подряд перед отъездом. Я даже начала испытывать… благодарность к мианой. Если бы я знала, что ждало меня на самом деле!
19
Таиланд долго оставался полигамной страной. Обычай иметь несколько жен постепенно исчезает, но в некоторых районах еще встречается.