— Спасибо, спасибо. Садись теперь, — говорит она, поднося чашку ко рту.
Я слежу за ее истощенной рукой. Она не дрожит и доносит настой до рта, не пролив ни капли.
Усевшись поудобнее, я следую ее примеру. Хотя чай и остыл, я чувствую, как он орошает горло и течет по пищеводу. Его запах напоминает мне напиток детства, но вкус у него совершенно другой. Этот настой жжет. Мои щеки полыхают пожаром. Когда старуха возобновляет рассказ, я понимаю, что у напитка есть и еще одна особенность.
Эликсир будит воображение, практически вызывая галлюцинации. Когда голос Нок вновь начинает звучать, он наполняет всю комнату, украшает ее красными коврами, вышитыми золотом занавесками, и я вижу восхитительную женщину, упавшую ниц перед безликим королем.
— Его Величество был поражен красотой Сарьянны. Она просто загипнотизировала его. Путешественники ему не солгали: это действительно был бриллиант, драгоценный камень с несравненным блеском. Во время обеда он попросил, чтобы девушку посадили рядом с ним. Он хотел увериться в том, что под прекрасной внешностью не скрывается пустая душа. Часть трапезы король провел в беседе с Сарьянной и вскоре понял, что девушка обладает всеми качествами, необходимыми королеве: скромностью, умом и способностью испытывать благодарность. Его Величество был покорен. Сарьянна же нашла его приятным, обаятельным и обходительным. Но хотя этот мужчина являлся одним из самых блестящих и могущественных людей на Земле, думала она только о белокожем купце с глазами цвета моря, которого должна была встретить в тот вечер под баньяном. После обеда король удалился в специально для него построенный дворец и позвал к себе господина Мано. «Твоя дочь — бриллиант Севера чистой воды, — объявил он. — Я хочу жениться на ней. Приготовь ее вещи. Я увезу ее завтра в королевскую резиденцию в Синих Землях». Счастливый Мано пал на колени и тысячу раз поблагодарил короля за оказанную честь. Его дочь сделается королевой, станет одним из сокровищ государственной казны. Изнемогающий от радости старик позвал свою жену и дочь, чтобы сообщить им новость. «Ну что, Сарьянна? Ты довольна? Теперь ты станешь нашей королевой». Но девушка не радовалась свадьбе, избежать которой не могла. Монархам не отказывают. Сарьянна это знала. Несмотря на восторг своего отца, она не смогла сдержать рыданий. «Почему ты плачешь, дитя?» — забеспокоились ее родители. «Я выражаю радость слезами», — солгала она, не решившись рассказать им о своей судьбе, принявшей облик фаранга. Ее отец и мать, слишком ослепленные счастьем, чтобы заметить терзавшие душу их дочери страдания, бросились заниматься приготовлениями к ужину. Они решили устроить пир в честь обручения Его Королевского Величества с их дочерью. Сарьянна воспользовалась суматохой и ушла в свою комнату. Она хотела заснуть и спросить старуху, как ей быть дальше. Она легла в кровать, закрыла глаза и изо всех сил попыталась погрузиться в сон. Несколько раз дремота ненадолго охватывала ее, но она не видела ничего, кроме темноты, без видений и предчувствий. Вечером княжна старалась выглядеть веселой, прятала грусть под улыбкой и развлекала короля, скрывая от него муки своего сердца. Фаранг найдет решение. В конце концов, он — ее судьба.
Я опьянел от чая. Я чувствовал себя Сарьянной. Я понимал ее смятение. Так, будто пережил его сам.
— Пир получился несравненным. Со всей округи собрались музыканты, танцовщики, поэты и художники, чтобы отпраздновать свадьбу Бриллианта Севера. Приближалась ночь, а торжеству не было видно конца. Сарьянна, решившая любой ценой увидеться с фарангом, пала ниц перед королем и сказала ему: «Ваше Величество, разрешите мне удалиться. Завтра нам предстоит долгий путь во дворец. Если Ваше Величество позволит, я хотела бы отдохнуть перед отъездом». Король кивнул головой, и вскоре сам тоже покинул праздник. Пробило полночь, девушка, скрываясь от слуг, незаметно выскользнула из комнаты и пошла к баньяну. Она вдруг испугалась, что иностранец не сдержит обещания и не покинет свой порт. Но тут она заметила в тени знакомый силуэт. Он пришел. И в его взгляде она узнала огонь любви, который уже видела на берегу озера. Они не произнесли ни слова. Они бросились друг другу в объятия и простояли так целый час, словно предчувствуя, что рок скоро разлучит их. Когда они наконец разомкнули руки, фаранг прошептал своей княжне: «Вы должны уехать со мной». Он попытался увести ее за собой, прочь от баньяна, прочь от дома господина Мано, прочь от дворца, недавно построенного для короля. Он, несомненно, понял, что угроза их счастью исходит оттуда. Княжна, разрываясь между желанием следовать за ним и долгом, который требовал, чтобы она осталась, отняла свою руку. Слезы отчаяния закапали на плечо единственного мужчины, которого она видела своим возлюбленным. «Что с вами? Вы любите меня недостаточно сильно и не хотите следовать за мной?» Рыдания Сарьянны усилились, и она рассказала фарангу о планах короля, о назначенном на завтра отъезде в незнакомый и, несомненно, враждебный город, из которого она никогда не вернется. Он слушал, гладя ее блестящие волосы, вытирая щекой ее слезы, сжимая ее руку, чтобы показать, что он ее не оставит. «Завтра, на заре, я попрошу аудиенции у короля, — сказал он ей. — И умолю его оставить вас мне, я докажу ему силу своей любви». Княжна попыталась убедить любимого в том, что монарх не послушает его. Человек, облеченный королевской властью, не должен менять решения. Но иностранец нежными, сладкими словами сумел успокоить ее и поселить в сердце несбыточную надежду. И они провели всю ночь вместе, обнимаясь у подножия столетнего дерева, осыпая друг друга ласками, обмениваясь запретными поцелуями и обещаниями, которые невозможно выполнить. Как два ребенка, не ведающие о превратностях грозной судьбы. Они провели вместе всю ночь до зари. В минуту прощания фаранг поцеловал в последний раз Сарьянну, шепотом поклялся ей в любви и бросился во дворец просить встречи с королем. Принцесса осталась под баньяном. Не останавливаясь ни на секунду, она молилась, молилась и молилась всем богам, которых знала. Она попросила даже женщину из снов, чтобы та помогла ей жить в любви. Но тщетно ждала она ответного знака, в ответ раздавался лишь бессмысленный крик глупой утренней птицы.