Я киваю и слежу, как она танцующим шагом идет к выходу вслед за торопящимся фарангом. Азиат тоже на нее смотрит. Он видит ее красоту, да и как не заметить? Но моя подруга еще не исчезла, а его взгляд уже вновь возвращается ко мне. Сначала он падает на мои губы, потом спускается к шее, задерживается на вырезе, вздымающемся от нарастающего желания. Затем его узкие глаза убирают бретельку блузки, чтобы увидеть трепещущую грудь.
— Можно вас пригласить к себе? — спрашивает он, пододвигая свою руку к моей.
Он еще не дотронулся до меня, а я уже горю. Первая же его ласка меня воспламенит.
— Нет, нельзя. Но у нас есть здесь очень удобные комнаты, — отвечает сутенерша вместо меня.
Я совсем забыла про эти проклятые правила.
«Правило третье: три первых месяца ты не покидаешь „Розовую леди“. Если клиент хочет позабавиться с тобой, он делает это у нас».
— Очень удобные комнаты?
Азиат, кажется, начал сомневаться. Он ускользает от меня.
— Пойдемте со мной. Я вам покажу.
Я не думала, что мое тело может так выгибаться, что мой голос может так верно выводить мелодию. Клиент удивлен. Он одним глотком осушает кружку. Моя остается полной. Я не отпила ни капли. Чтобы этот клиент понравился, мозги затуманивать не обязательно.
Он улыбается мне, встает и склоняется передо мной.
Победа.
Я, как ребенок, спрыгиваю с табурета, не обращая внимания на сводящий кишки страх. Я уже собираюсь вести свою жертву в нору, как до моих ушей долетают обрывки разговора двух девушек. Я прислушиваюсь, думая, что они говорят о моей добыче.
— Смотри, фаранг вернулся. Вот уже два года он приходит сюда на праздник Лои Кхратонг и никогда не берет девушек. Что ему надо-то тогда?
Некоторые из девушек сидят с клиентами, в основном белыми. Другие стоят у дверей, предлагая свои прелести прохожим. А чуть подальше, справа, в темном углу, сгорбился над апельсиновым соком человек со светлыми волосами, который, кажется, ждет, пока закончится вечер. Его руки вцепились в стакан так сильно, словно он боится, что у него отнимут напиток, не дав допить до конца. У него длинные пальцы. Не такие широкие, как у азиата. Но более волосатые. Покрытые золотистым пушком. И несмотря на почти закрытые веки, мне кажется, что я узнаю этот взгляд. Голубой, как вода на дне бассейна.
— Докмай, все хорошо?
Юкио берет меня за руку.
— Да…
Я шепчу.
— Пойдем? — спрашивает он, прижимаясь ко мне.
Я поворачиваю исказившееся лицо к азиату. Мое желание исчезло. Теперь я вижу, что этот человек, который казался мне красивым, красивым до головокружения, безобразен. Он приземист, у него слишком низкий лоб, тяжелая походка. Я вижу его горящие глаза, я чувствую, как напряглось его тело… Все это вызывает у меня отвращение. Меня сейчас вырвет.
Я отвожу глаза в сторону и делаю глубокий вздох, чтобы прогнать перехватившую горло тошноту. И ту же секунду взгляд, как магнитом, притягивает к фарангу, сидящему там, прямо у дверей. Посмотри на меня! кричит голос у меня в животе. Посмотри на меня до того, как я уйду с клиентом, и мое посвящение состоится. Я прошу тебя.
— Докмай?
Юкио теряет терпение. Он берет меня за руку и притягивает к себе, отдаляя от мужчины, который сумел покорить мое сердце. Все мое тело противится этому.
— Докмай!!!
Властный и угрожающий голос сутенерши раздается из-за стойки.
Девушки умолкают. Их клиенты застыли.
Старуха превратила бар в музей восковых фигур.
И среди неподвижных персонажей галереи лишь один силуэт, спрятанный в тени, подает признаки жизни.
Фаранг, которого крик сутенерши вывел из мечтательности, поднимает голову от стакана и видит меня. Наконец-то.
V
Человек в маске
Ноябрь 2006 года
Он спрятался в тени, он смотрит на окна четвертого этажа, которые зажглись после прихода женщины с нежным ароматом.
Может быть, ему подняться туда? Предстать перед ней по истечении всех этих лет, появиться неузнаваемым, в деревянной маске? Он-то вспомнил ее. По походке. Когда она прошла мимо него и переступила порог дома, в котором живет тигр. Он заметил ее мелькнувшее в окне лицо — она словно почувствовала присутствие призрака, следящего за ней снизу. Как бы он хотел, чтобы она задержалась, прижалась к стеклу, дала ему время увидеть, изменилась ли она. Дала время увериться, что палач ничего не добавил к следам, оставленным двадцатью прошедшими годами, что он не обезобразил ее черты. Но она исчезла за занавеской.