Колдунья прерывается. Ее голос охрип во время рассказа, прошлое исцарапало и иссушило ей горло. Продолжая дрожать, она отпивает немного чаю, чтобы залить угрозу начинающегося кашля. Я застыл и слежу за движением ее глаз, терпеливо ожидая продолжения истории.
Когда она рассказывает легенды, я точно так же окунаюсь с головой в чужое прошлое.
Превращенный матерью в персонаж истории, Джай остался невозмутимым и неподвижным. Узнает ли он себя? Или воображение Нок его изменило?
— Не считай, что я выдумываю, малыш, — сипит она, ставя чашку на стол. Темный огонь плещется в глубине ее глаз. — Все это чистая правда. Джай с сестрой выросли под моей крышей, как дерево манго и кокосовая пальма в одном саду. Но корни их питались разной землей. Сына волновали горе и несчастья других людей, несправедливость, царящая в мире. Все, что мы ему дарили, он отдавал бедным, обделенным товарищам. А его сестра думала только о себе, о своих удовольствиях, о своих вечно неудовлетворенных желаниях. Мы никогда не могли угодить ей с подарками. Она всегда хотела еще больше. Если отец из поездки привозил ей куклу, то она спрашивала, почему он купил одну, а не две, ведь тогда они смогли бы играть между собой. Если я шила ей платье, ей не нравилось качество ткани. Мы жили в довольстве, но богачами не были. А она говорила только о деньгах, которые хотела потратить. Ее требования росли вместе с ней. Когда они стали подростками, Джай потерял всякий интерес к материальным благам, а его сестра только о них и думала. Ах, если бы она брала пример с брата…
Я впервые слышу в голосе колдуньи сожаление. Что стало с ее дочерью? Умерла, как и муж?
Я не решаюсь задать этот вопрос. Но ведь благодаря своему дару, она слышит его и, может быть, ответит сама.
— А потом одно событие ускорило то, что было предназначено судьбой. Я в ту пору не понимала небесных знаков, не умела читать карту рока. Я шла по дороге жизни в тумане, не зная, куда она меня ведет. Мой муж часто отправлялся на заработки в горы Бирмы, оставляя нас с близнецами одних на ферме. Он уезжал в конце сезона дождей искать нефрит, спрятавшийся в приграничных горах, которые не затронула свирепствовавшая несколько лет тому назад война. Накануне его последнего отъезда я решила приготовить ему курицу, лапкхай, как он любил. Я знала, что в горах он не всегда хорошо питается. Иногда он возвращался изголодавшимся, худым, как скелет. Мне очень хотелось, чтобы он покинул родной дом с полным желудком и толстыми щеками. После обеда я пошла за самой большой, самой жирной курицей в курятнике. И очень долго не могла ее поймать. Она все время вырывалась у меня из рук. Сейчас я понимаю, что должна была оставить ее в покое и взять другую птицу. Потому что когда наконец я ее схватила и отрубила ей голову, произошла самая странная вещь на свете. Кровь словно свернулась, загустела и превратилась в камень внутри тела курицы, ни капли не пролилось на землю. Боясь, что, сварив такую птицу, я могу отравить всю семью, я выкинула ее тушку и взяла другую курицу. Я и не подозревала, что судьба послала мне предупреждение о несчастье. Что мой муж, обнимая нас в тот вечер, прощался с нами навсегда. Через две недели после его отъезда, когда дети были еще в школе, незнакомый человек пришел известить меня о смерти мужа. Обвал. Гора задрожала, разгневавшись на жалких смертных, которые все время вгрызались в ее бока. И поглотила их. Всех. Живыми.