Слишком сильный дождь, слишком хрупкая девочка. Скорбь и уныние.
Когда он поворачивает на свою сои, вода доходит ему практически до колен, она заливает ему ступни, забавляясь, приклеивает шлепки к асфальту. Жесть стонет и истекает влагой, впадая в агонию. Крыши плачут. Они пришли на смену тучам, решившим передохнуть несколько часов. Человек в маске спрашивает себя, защищают ли кровли людей от потоков обрушивающейся на них воды. Вот он уже перед своим домом. Металлическая дверь полуоткрыта, именно так, как он ее оставил. Он двумя руками распахивает ее, торопясь найти убежище в подъезде. Не признаваясь в том самому себе, он надеется увидеть Льом, лежащую на ступеньках, беззащитную, ожидающую, что он наполнит ее пустой взгляд жизнью. Он надеется увидеть ее в отчаянии. Потому что это сделает его нужным. Потому что это даст ему силы бежать, петлять по улицам, дышать свежим воздухом, увлекая ее своим примером.
Он поднимает голову, его встречает лишь грязное болото с тучей висящих над ним насекомых.
— А ты на что надеялся, старина? — вздыхает он, поднимаясь по ступенькам.
Человек в маске возвращается к своим старым привычкам. Он разговаривает сам с собой, бранит себя, дает себе прозвища, он слушает звук своего голоса, чтобы чувствовать себя не таким одиноким.
Уже почти у двери он слышит какой-то шорох сверху, никак не связанный с шумом дождя на улице. Этот шорох издает живое, движущееся существо, легкое и нежное, как ветер.
— Льом?
Это она. Она стоит перед ним босая, с черными от грязи ногами.
Она выглядит так же, как и ровно неделю тому назад. Пугало со спутанными, слипшимися волосами, в слишком большой мокрой рубашке, с мертвенно-бледным лицом, со слабым шатающимся телом, которое она прижимает к стене, потому что ей слишком тяжело нести его. Только взгляд ее изменился. Ее глаза горят и отражают свет, как глаза слепых, они полны голубых, идущих изнутри отблесков. Отблесков белого облака, на которое она взобралась, чтобы увидеть мир сверху.
— Мне… мне очень жаль, — с трудом выговаривает она, глядя на него сверху вниз.
Человек в маске качает головой. Он не хочет ее извинений. Он хочет, чтобы она вернулась.
— Льом!.. — восклицает он. Не то мольба, не то приказ.
Девочка начинает спускаться по лестнице, волоча ноги. Перед последней ступенькой теряет равновесие и качается, как канатоходец. Человек в маске приближается к ней. Если она упадет, он поймает ее. Если она оступится, он не даст ей покатиться вниз. Он открывает объятия, чувствуя в себе силу гигантов, держащих на плечах храмы.
Но едва она собирается сделать шаг вниз, как судорога проходит по ее лицу, ее тело застывает и отшатывается назад. Рот приоткрывается, испуская бульканье, быстро переходящее в чудовищный гогот. Он сотрясает все ее тело. Танцуя на улице, она смеялась совсем не так. Сейчас она икает, задыхается, и ее хохот полон насмешки. Только теперь она заметила, как нелеп деревянный клоун. Облако извратило ее восприятие вещей, сделало окружающий мир уродливым и гротескным. Ее смех катится по лестнице, заставляя маску дрожать, делая ее особенно тяжелой, доставляющей человеку особенно страшные муки. Он ждет, когда девочка успокоится, когда прекратятся глупые судороги, когда закончится ее зловещая пляска на лестнице.
Но она продолжает и продолжает смеяться, не останавливаясь. Не в силах вынести это зрелище, он уходит, не мешая ей больше танцевать со своими демонами. Дрожащей рукой достает ключ, открывает замок и захлопывает за собой дверь. Он включает кран на полную мощность, пытаясь утопить в воде свой ужас, но всхлипывания девочки еще долго доносятся до него.
Льом затихла не скоро. Потом ее голос умолк, и снова пошел дождь. Человек без сил рухнул на циновку. Он даже не снял свою маску, хотя она терзала ему кожу. Он устремил взгляд в потолок, он сосредоточился на звуках за дверью, на привычных шумах на лестнице. Вернулась ли она к себе, чтобы завершить свой танец на потерпевшем крушение корабле? Или осталась на воображаемой эстраде, на верхних ступеньках лестницы, тщетно ожидая аплодисментов?
Человек молча упрекает себя в том, что не устоял перед бурей ее хохота, в том, что ему не хватило терпения дождаться, пока девочка успокоится. Продолжая корить себя, он слышит два тихих, почти неразличимых из-за шума дождя, удара в дверь. Он вскакивает и бежит открывать. Не будь на нем маски, на его лице без лица была бы видна улыбка.