Роби Ниима. Двадцать один. Неделю назад исполнилось.
- Роби, значит? - Коул кивнул на кушетку. - Раздевайся там. Ложись на живот.
И отвернулся, чтоб не смущать.
Успеет, насмотрится.
Когда повернулся, девчонка уже лежала на кресле, оголившись до пояса.
Коул подошел, сел в кресло.
Легко провел пальцами по золотистой нежной коже.
Кайф. Боже, какой кайф. Чистое удовольствие.
Роби слегка дрогнула под его пальцами. Чуть слышно выдохнула.
Коул прищурился, оглядывая фронт работ. Он уже знал, что бить будет. Идея возникла еще вчера, после ухода этой маленькой, такой упрямой девочки.
Не удержался, огладил тонкие лопатки, беспомощно дрогнувшие под его широкими ладонями. Как крылышки ангела.
- Ты первый раз это делаешь? Ты же знаешь, что будет больно? - голос предательски хрипнул.
- Да, - тихо выдохнула девочка, непроизвольно чуть напрягаясь.
- Расслабься, - он опять огладил тонкую спину, делая легкий успокаивающий массаж, - если будешь напрягаться, будет больнее…
- Да, хорошо, - опять так же тихо проговорила Роби.
Коул нагнулся к ее ушку, еле перебарывая дикое желание ухватить прозрачную мочку зубами, сдавить, так, чтоб девчонка выгнулась и застонала, и предупредил:
- Только уговор - пока работа не доделана - не смотреть. Обещаешь?
- Да, - в третий раз, еще тише, практически шепотом ответила Роби.
Коул позволил себе еще разок провести ладонями от тонкой шеи девочки до ямочек ниже поясницы, и приказал себе абстрагироваться.
Сосредоточиться на работе.
Хотя уже понимал, что сил ему на это потребуется больше, чем обычно.
Гораздо больше.
От первого удара иглы девчонка дрогнула так, словно не татуху делала, а сексом первый раз занималась.
Это сравнение завело опять, вышвырнуло за грань профессионализма в водоворот похоти.
В голове прямо сразу представилось, как он берет ее в первый раз, как она смотрит на него испуганно и доверчиво, как стонет, прикусив пухлую сочную губку, как напрягается от боли. Неминуемой боли. И как он ей, точно так же , как и сейчас, говорит о том, что надо расслабиться. Или будет больнее.
Нежная, доверчивая девочка.
Он ведь в самом деле первый у нее. В каком-то смысле.
- Тихо, - хрипло и уверенно сказал Коул, - не напрягайся и не дергайся. А то придется тебя привязать.
Девочка чуть слышно застонала, крепче сжимая кулачки на спинке кресла, а Коул опять вынужден был убрать иглу. И перебороть возбуждение, что накрыло его, как девственника, от возникших в голове картин связанной Роби. Правильно связанной. Беспомощной. Стонущей. Текущей. Блядь.
- Я сейчас.
Он вышел из помещения, на улице выбил в рот сигарету из пачки, закурил, стараясь успокоиться.
Переоценил он все-таки свой профессионализм и свое терпение.
Сильно переоценил.
3
Роби пришла домой, на автомате выпила чего-то из пачки, что нашла в холодильнике, даже не чувствуя вкуса, и улеглась на кровать. Лицом вниз.
Спина ныла, словно в нее не иголку втыкали, а шурупы вкручивали.
Коул сказал, что будет заживать примерно неделю. Затем надо будет еще сеанс. И потом еще.
Роби крепко зажмурилась, стараясь скорее уснуть.
Стараясь отключиться, забыть сегодняшний день.
Еще два сеанса. По целым дням. Как же ей выдержать?
Не боль, нет.
Боли Роби никогда не боялась, еще с приюта.
Боль проходит.
А вот что делать с ее реакцией на мастера? На этого охренительно сексуального мужчину, с такими опытными руками, с такими темными дьявольскими глазами, с такими ...
Нет, нет, нет!
Не думать!
Спать!
Завтра в институт. Она и так целый день пропустила, а ей, как получателю повышенной стипендии, этого делать нельзя.
Не для того она зубами и ногтями выкарабкивалась из предопределенного ей будущего, чтоб вот так все похерить.
Но Боже мой!
Как же тяжело!
Просто невыносимо было лежать, ощущая его тяжелые руки на своей спине, его такие умелые, такие ласковые прикосновения.
Хотелось повернуться.
Взглянуть в глаза.
Зарыться руками в темную шикарную шевелюру, притягивая ближе к себе. Попробовать на вкус такие пухлые соблазнительные губы.
Роби еле удержалась.
Сжималась, выравнивала голос, отвечая тихо и односложно, ругала себя за то, что надела узкие джинсы, и еще немного - и он все поймет, увидит.
Что она уже мокрая, как сучка.
От одного голоса. От совершенно нейтральных прикосновений.