Больно — не больно, здесь тебе не прививку делают, и нет школьной медсестры, деточка, одернула саму себя Айрин. И промолчала, стиснув покрепче зубы.
Татуировщик усмехнулся и крепко взял Айрин за руку, наклонившись вперед. Лицо его закрылось тенью.
Домой Айрин явилась только в половине двенадцатого.
Путь от тату-салона до дверей квартиры она проделала на автопилоте. Ей было весело, но она забыла — почему. И это как раз лучше всего: давно она не ощущала в себе такой легкости, такой по-настоящему беззаботной пустоты внутри. Вселенная вокруг притихла, сжалась в комок: в таком виде она Айрин вполне устраивала.
Открыв дверь, она первым делом увидела брата, восьмилетнего Лешу.
— Ирка! Ты чего так поздно? — испуганно спросил он, стоя на пороге детской и поджимая босые пальцы от холодного сквозняка. — Мама с папой побежали искать тебя. Где ты была, Ирка?!
— Я тебе не Ирка, — прошипела Айрин.
В прихожей горел свет, повсюду валялись шмотки родителей. Мамин плащ висел, зацепившись рукавом за крючок. Наверное, они собиралась в спешке. Из корзины в хозяйственном шкафу выкатился и замер посреди коридора клубок красных шерстяных ниток, пронзенный, как стрелой Амура, сияющей стальной вязальной спицей. Другая спица, выскочив из клубка, валялась неподалеку.
— Я тебе не Ирка, — повторила Айрин.
Взъерошенный Леша таращил на сестру круглые синие глаза; он был со сна, явно только что из постели, на нем была пижама с разноцветными слониками и еще — он пах… Пах детством: мятной жвачкой, карамельным шампунем, сонным теплом постели и сладкими гренками, размоченными в какао. И все это бесило Айрин. Она ведь уже убила щенка в себе, чтобы стать взрослой. А тут — этот, пахнущий молоком…
Подобрав с пола спицу, Айрин метнулась, обхватила шею брата пружинистым захватом и приставила к тонкой детской коже стальное острие. Леша взвизгнул и дернулся от страха. Она не дала ему вырваться. Приблизив губы к розовому уху, горячо прошептала:
— Повторяй за мной, гаденыш! Я — Айрин! Айрин. Понял?
— Ирка, ты чего? — всхлипнул мальчишка. — Ты Айрин, Айрин, — повторил Леша, но было поздно.
Шершень на виске Айрин дрогнул, шевельнул крыльями. Сознавая опасность, переместился чуть вправо, перебирая лапками. Защищаться — так защищаться. Даже ценою жизни: два стремительных удара, один за другим, и тело мальчишки опрокинулось набок.
Едва заметные пятнышки крови — крохотные следы жала — ширились, росли, распускались багровыми побегами, заползая на пижаму с разноцветными слониками.
— Я — Айрин, — сказала Ирка Громова и хихикнула, выпустив из руки окровавленную спицу. Зрачки сузились, почти скрылись в глубине глаз, отгородив все внутри от внешнего влияния.
Шершень, потоптавшись на влажном от пота девичьем виске, затрепетал крыльями и улетел.
Когда родители пришли домой, Ирка без сил спала на полу рядом с телом мертвого брата. Во сне ее вырвало.
Собаки окружили Миху, подойдя со стороны гаражей. Он издалека слышал, как они глотают слюну и прищелкивают зубами, глядя на бутерброд, который он, не удержавшись, решил сожрать по дороге от школы.
— Э, э! Вы чего? Песик… хороший песик, — залепетал Миха, опасливо глядя в глаза высокого черного кобеля с желтыми глазами. Кобель смотрел жестко, и не в рот или на кусок колбасы, как другие — он смотрел в глаза.
Это все байки, что звери боятся человеческого взгляда, вдруг понял Миха по кличке Жирбас. Во всяком случае, не похоже, чтобы этот пес чего-то боялся. И уж во всяком случае — не меня. Он так пристально смотрит, как будто оценивает — смогу я отбиться или нет…
От этой мысли Миху кинуло в жар.
Отбиться? Смогу ли я от него убежать — вот о чем думает эта сволочная псина. И, судя по тому, как что-то мигнуло в желтом собачьем глазу, он уже принял решение. А я?..
Черт, что делать-то?
Швырнув остатки бутерброда на снег — псы рванулись вперед, и первым вцепился в булку лохматый, похожий на водолаза, пес-калека — Миха пружинисто отскочил и дал стрекача вдоль глухой стены гаражного кооператива. Как назло, никого из автолюбителей не оказалось рядом, хотя здесь-то их чаще всего и можно было встретить — могучих жилистых мужиков с монтировками. Никого нет, кто бы мог отогнать голодную стаю приблудных собак.
Черный кобель рванулся вслед за ним.
Ветер свистел в ушах, но даже сквозь этот свист Мишка слышал дыхание зверя, его злобное ворчание и лязг зубов.