На этот же раз она избавляет себя от скуки и безделья романтическим развлечением, которое (я нисколько не сомневаюсь в этом) она миллион раз читала в любовных романах - посредством перечитывания онегинского письма она предается воспоминаниям о своих давних придуманных чувствах к нему, высосанных, как мы помним, из пальца. А заодно, следуя все тем же книжным клише, горюет о невозможности ему принадлежать, поскольку замужем за хорошим человеком.
Ну и как бы поступила книжная героиня при неожиданном появлении своего возлюбленного? Она бы вздрогнула. Вот Татьяна и вздрагивает - на этот раз. При этом глядит на Онегина не только "без гнева" (гнев данной сценой и ролью не предусмотрен), но также и "без удивления", а вот это уже удивительно.
Вот вы бы, например, удивились или нет, если бы внезапно в комнату вошел человек, о котором вы только что думали и которого не видели несколько месяцев? Думаю, очень бы удивились. А вот Татьяна нисколько не удивляется. Почему?
Да потому, что в книжках именно так все и происходит - она бы, наоборот, удивилась бы, если бы этого не произошло! Помните, как она была уверена, что Онегин тотчас же бросится ней по аллее? А уверена в этом она была только потому, что в романах герои всегда тотчас же бросались за героинями.
Так и здесь - в мозгу Татьяны, болезненно склонной к замещению реальности, прочно укоренилась художественная картинка из романа: вот героиня льет слезы над письмом возлюбленного, и тут он внезапно появляется собственной персоной! Поэтому-то она и уверена, что с ней именно так все однажды и произойдет. Именно так, по странному стечению обстоятельств, все и происходит.
И вот она смотрит на Онегина ("на мертвеца похожего") и видит "его больной, угасший взор, молящий вид, немой укор" - и, утверждает автор, "ей внятно все". То есть болезнь Онегина ей и на этот раз оказалась не внятна, поскольку она его о здоровье и на этот раз не удосужилась спросить, но зато на этот раз ей вдруг стало внятно, что он в нее влюблен и страдает.
Но почему же только на этот? А потому, что в тот момент, когда героиня льет слезы над письмом своего возлюбленного, оплакивая свою погибшую любовь к нему, этот самый возлюбленный может внезапно появиться только по одной причине - чтобы снова умолять ее о любви, попутно от этой любви страдая. Так во всех книжках написано.
Ну и раз уж такой момент, раз уж он и к ногам ее бросился, жадно припав устами к ее руке (как и положено герою), то и она ведет себя соответственно схеме:
Она его не подымает
И, не сводя с него очей,
От жадных уст не отымает
Бесчувственной руки своей...
Вот оно как. То есть встретиться с Онегиным на людях она боялась. А вот теперь - позволяя ему целовать руку, и жадно целовать, да еще находясь у ее ног! - она не боится. А вдруг кто войдет? Да хоть тот же муж. Нет, не боится. А ведь сцена длится долго - "проходит долгое молчанье". А она все не боится и не боится. Тот же вопрос - почему? Почему в том Собрании - всего лишь случайно встретив ищущего ее Онегина и изобразив на лице гнев и негодованье, полностью подтверждающие ее невиновность в этой встрече, - почему тогда Онегин заметил-таки в ее лице след "боязни тайной, чтоб муж иль свет не угадал проказы, слабости случайной"? А сейчас - при полном обвинительном комплекте (Онегин у ее ног, целует ей руку, интимная обстановка) - никакого следа "боязни тайной" нет и в помине?
Тот же вопрос - тот же ответ. Просто в ее голове - очередная картинка из романа, не предполагающая опасений. Кстати, этой картинкой может стать весьма похожая сцена из романа В.-Ю. Крюденер "Валери" - там юный Густав де Линар полюбил не менее юную, но еще более прекрасную Валерии, супругу некоего графа. Эта самая Валери оказывается настолько высоконравственной особой, что даже и мысли не допускает о том, что чуть менее высоконравственный де Линар может позволить себе любовь к замужней даме. Тем не менее он позволяет и даже рыдает, стоя перед ней на коленях и страстно целуя ей... нет, не руки, а всего лишь подол ее платья, но все равно красиво. Однако, догадавшись наконец, что от Валерии толку не будет, юный де Линар покончил с собой.
Вот такая нездоровая история, совершенно не достойная подражания.
Но мы отвлеклись.
Наконец она это долгое молчанье прерывает. Но вовсе не для того, чтобы поинтересоваться наконец его здоровьем - все-таки у Онегина ""больной, угасший взор", и все-таки он "на мертвеца похожий", и все-таки не появлялся несколько месяцев, и все-таки следы такого перенесенного нездоровья сильно бросаются в глаза и у любящего человека обязательно должны вызвать тревогу. Однако, повторяю, ни единого грамма беспокойства за его здоровье у Татьяны как не возникало, так и не возникает. Ее сознание занято другим - она четко знает, какая сцена должна последовать за этим припаданием к ногам и целованием рук.