Интересно, если бы я простила Бориса? Женился бы он на мне во второй раз?
Звонок.
Это звонят мои новые родственники. Какие они? Мне, может быть, придется прожить с ними жизнь.
Открываю.
Передо мной элегантно одетая пара, ослепительные цветы, мягкость, вежливость, поздравления!
Обсудили дальнейший ход событий: Заяц и Дима прилетают через четыре дня, они уже знают, что я дома, Анна Эммануиловна и Теодор Михайлович говорили с ними по телефону, у меня в руках ключ от квартиры Зайца, конверт с деньгами и приглашение на обед, как только я приду в себя.
Пошла попрощаться с Маминой и Тети Тониной комнатой… Куда еще нас с Алешей может занести жизнь… может быть, я и артисткой уже не буду, а буду пасти козу, которая будет нас кормить.
Ласкаю Мамин свадебный зеркальный шкаф, Папин письменный столик, я выросла с этими вещами. Нет только кровати, на которой я родилась, так она и стоит у кого-то, не уместившись в нашу девятиметровую комнату на Никитском бульваре… жизнь вещей… умирают владельцы, умирают поколения, проходят века, а они путешествуют по миру… молчаливые свидетели эпохи… Попрощалась и поехала к Зайцу.
Все так странно в незнакомой квартире, пусто, смешно, но я Маугли: я боюсь телефона, газа, ключей от квартиры, как, оказывается, легко от всего этого отвыкнуть.
Две телеграммы, письмо, а от Софули и Алеши — ничего.
Телефон: звонит Анна Эммануиловна, спрашивает, все ли у меня в порядке, еще раз предлагает привезти с дачи внуков, но я опять отказалась — жалко их тревожить из-за каких-то нескольких дней, но желание увидеть их пожирает меня.
Телеграмма от Лави, она уже дома, в Ленинграде.
Телефон: Жанна! Она несколько дней на свободе.
Умер Георгий Маркович в Джезказгане вскоре после того, как меня забрали в этап.
У Софули нет дома телефона, а заказ Тарту с вызовом на почту приняли только назавтра, послала отчаянную телеграмму в Каргопольлаг.
Телефон! Полковник Рублев, от неожиданности не могу сразу собраться, поздравляет, спрашивает, чем он может быть полезен, что мне надо, видела ли я внуков, хорошо ли меня доставили к Тете Тоне, знает про квартиру на Беговой и говорит, чтобы я не беспокоилась, меня туда обязательно пропишут, они проследят за этим, но придется пройти эту малоприятную процедуру с судом, но это пустяк, какие у меня планы… странный звонок.
Междугородный звонок, бросаюсь к телефону: из Ленинграда Лави, плачем, говорить не можем.
Почему не звонит Наташа, почему ее нет здесь, что творится в ее маленьком, разорванном сердце, неужели ее так ожесточили, неужели она была дома, когда приходил майор, и спокойно пережила эту сцену, может быть, ее не пускают ко мне… а что, если она сама не хочет… но я же ее вырастила, она меня так любила… хочется прижать ее, встряхнуть, успокоить… почему она к родной бабушке не приезжает…
Телеграмма из Каргополя… разрываю… где же Софуля и Алеша, что случилось… Алеша бросил меня… нет, нет, нет, нет, это невозможно… этого не может быть… тогда конец… потерять веру в людей, в любовь, в жизнь, тогда жить не надо… телеграмма от Ивана, он тоже скоро будет в Москве.
Междугородный звонок: Заяц и Дима, я узнала его голос через столько лет, поздравляют, от волнения говорить тоже не можем, они через три дня вылетают.
И сегодня от Алеши и Софули нет ничего, сейчас приедет Жанна, мы с ней приглашены на обед к сватам.
Междугородный звонок: Левушка! Братец мой! Левушка, ура! Мы победили! Ты и я! Мы выжили! Тетя Варенька! Кричим! Плачем! Ничего толком сказать не можем! Поняла только, что у Левушки родилась дочь, очень похожая на меня! Прокричали и проплакали всю Левушкину месячную зарплату.
Жанна такая же, почти не изменилась, рассказала, что Георгий Маркович умер у нее на руках, что любил меня, как родную дочь, он очень горевал, когда меня забрали в этап, но потом стал веселее, он был уверен, что я дома, что я скоро дам о себе знать, и вдруг умер от сердечного приступа у постели больного. С моей души свалился камень: Георгия Марковича я никогда бы себе не простила — я знала, что если он не дождется от меня весточки, решит, что я его предала, и от этого умрет; он же иностранец, он же не знает нашей страны, ему никогда и в голову не могло бы прийти, что можно вот так просто, ни с того ни с сего взять и закрыть человека на год в одиночку.