— Игорь, я об этом всегда догадывалась. Попросту говоря, у тебя была так называемая личная жизнь, — проговорила Таня.
— Тань, я должен сказать…
— Боже мой, неужели у тебя была любовница?
— И довольно долго, — кивнул Гонсалес. — И я, и она с самого начала знали, что эта связь ничем не закончится. Поэтому я надеялся, что расставание пройдет безболезненно, но оказалось, что она другого мнения.
Таня отвернулась к окну, не в силах справиться с волнением. Такое ведь уже было, было в ее судьбе! Тогда Сергей, тоже накануне свадьбы, признался в своей измене, в том, что у него была другая женщина… И все рухнуло, стремительно и необратимо понеслось под откос. Жизнь, обещавшая стать прекрасной, превратилась в ад, боль, отчаяние. Просто потому, что глупая девчонка-максималистка, не умеющая прощать, перечеркнула разом две любови… и до сих пор платит за это! Неужели она ничему не научилась? Неужели снова повторит совершенную однажды роковую ошибку?
— Наша кухня сегодня… как называется комнатка, куда приходят на исповедь, — исповедальней? — Она повернулась к Игорю, — Сергей приходил и тоже говорил о прошлом. Ладно, проехали. Спасибо тебе за честность, за то, что все сказал, — Она заставила себя улыбнуться: — Ты все сказал? В глаза смотреть!.. А что касается женщин из твоего прошлого, меня это не пугает и не удивляет. Странно было бы, если бы такой видный мужчина жил отшельником. Пусть только попробуют нам помешать — мы с ними справимся!
— Отпущение грехов состоялось? — с невероятным облегчением спросил Гонсалес, и Таня вместо ответа поцеловала его.
Не сговариваясь с женой, Олег Эдуардович пришел к тому же самому выводу, что и Яна. Как ни старайся, коготок увяз — всей птичке пропасть. И ни к чему теперь дергаться, надеяться, что произойдет невероятное чудо, и его вдруг оставят в покое. Дело-то даже не в этом дурачке Хомском, со всеми его филькиными грамотками, явно взявшемся за дело, которое ему не по зубам. И не в том, что Яна накатала свое заявление. Просто если кто-то решил его, Олега Эдуардовича Баринова, свалить, вытряхнуть из министерского кресла — эти люди ни перед чем не остановятся и, в конечном счете, добьются своего. Когда он был моложе и злее, к нему не совались, а если бы и попробовали, то весьма пожалели бы об этом. А теперь Баринов вдруг перестал находить смысл в этом противостоянии. К тому же он и без всякой Яны прекрасно знал, кто конкретно стоит за происходящим. Оставалось только позвонить… и разрубить гордиев узел одним точным ударом.
Машина Олега Эдуардовича остановилась на лесной дороге. Почти сразу же подъехала вторая, и оттуда вышел очень хорошо знакомый Баринову человек.
— Ну, здравствуй, Ваня! — поприветствовал его Олег. — Или тебя теперь Иван Ивановичем надо величать?
— Здравствуйте, Олег Эдуардович.
— Сколько лет, сколько зим. А ты вроде не очень рад? — продолжал веселиться Баринов, — Ну, давай сразу к делу, чего зря время тянуть. Слушай меня внимательно: я ухожу с должности, а ты перестаешь под меня копать. И от семьи моей отвязываешься. Все понятно?
— Понятно, да не совсем, Олег Эдуардович, — спокойно ответил его визави, — Я же вас не первый год знаю.
— Перестань, я темнить не собираюсь, играю открыто. Могу расписку написать. Бумажкам теперь веры больше. А тебе я когда-то на слово поверил… Да не сомневайся, сказал уйду — значит, уйду.
— С чего вдруг? — спросил Иван.
— Устал я, Ваня, выдохся как-то. Думал, на старости лет отдохну, а проблем и забот меньше не становится. Дочь у меня беременна, жена больна. Дай Бог на ноги ее поставить… Вот мне чем надо заниматься, а не этими… разборками. Что смотришь, как следователь по особо важным делам?
— Олег Эдуардович, — осторожно проговорил Иван, — как же я могу поверить? Жена вас подставила, а вы из-за нее от такой должности откажетесь…
— Совсем недавно, — вздохнул Баринов, — я и сам так думал, кто бы мне сказал — в лицо рассмеялся бы. Но все течет, сказал древний мудрец, все утекает… А главное — жизнь утекает. И потом, ты самое главное упустил. Я скоро дедом стану. А это дороже всяких должностей. Так что будем считать, что прежнюю жизнь я отрезал. Буду внука нянчить, гулять с ним, книжки читать. Как думаешь? Вижу, никак не думаешь. Ладно, пойдем. Чтобы ты окончательно успокоился, вот, гляди, отступные плачу, — он достал из машины дипломат и, открыв его, вытащил толстый желтый конверт, — Сто тысяч американских рублей — хватит? Вряд ли моя благоверная от вас больше получила…
— Не возьму, Олег Эдуардович! — отстраняя протянутую руку с конвертом, покачал головой Иван. — Вы уж меня совсем за подлеца держите… Точно решили уйти?