— Нашла? — спросил Миша.
— Ну, вроде… Я загадала, к примеру, что мне будет только зеленый и я проеду без остановки три светофора. И проехала.
— Очень хорошо, — ободрил ее молодой человек, прихлебывая чай. — Что было дальше? Пациент, не спать. Итак, вы пришли в гостиницу, где обретается Устинов…
— Да, я подошла на ресепшн, а там — целый рой каких-то мерзопакостных мужчинок. Сразу облепили, стали чего-то предлагать…
— И что вы при этом почувствовали?
— Да ничего. Я таких видала-перевидала. Подошла к администратору, а она мне сразу — нет, говорит, такого мистера у нас в наличии. Смылся, говорит, с вещами.
— И как ты восприняла эту информацию?
— Ну, как всегда: стала зеркала колошматить, канделябры сшибать, шторы оборвала… На самом деле никак. Просто подумала: зачем я, идиотка этакая, сюда поперлась? Только что своего папика послала куда подальше и тут же — к другому лезу. Бред какой-то, — пожала плечами Катя.
— Это хорошо, что ты можешь самостоятельно диагностировать свое психоэмоциональное состояние. Явный прогресс! — оценил Миша.
Он был более чем доволен возобновившимся общением с Катей Рыбкиной. Но если та, по наивности, полагала, будто прежние Мишины чувства к ней не остыли, то напрасно. На самом деле, у младшего Никифорова имелся собственный шкурный интерес к тому, чтобы терпеливо выслушивать ее печальные повествования. Он сообразил, что, помогая Кате, одновременно может использовать ее откровения в качестве материала для институтской курсовой работы с громким названием: «Исследование динамики рефлексивной активности личности в различных фазах психоаналитического процесса». Между прочим, Мишин руководитель одобрил предложенную толковым перспективным студентом тему. Теперь дело было за малым — эту тему раскрыть, но Михаил ничуть не сомневался в успехе. Благо, Катя ежедневно, а то и по несколько раз на дню, щедро снабжала его новыми материалами.
Кроме него самого, знал о Мишиной гениальной затее только Сергей. И даже предлагал себя в качестве подопытного, но брат ответил, что прибережет его для будущего диплома…
Этот вечер в теплом семейном кругу ничего плохого не предвещал.
— Теть Том, пирог замечательный! — похвалила Таня очередной шедевр кулинарного искусства, созданный Тамарой Кирилловной.
— Надя помогала печь, — разулыбалась глава рыбкинского семейства. — И название придумала. Скажи, Надь.
— Пирог «Надюша», — с удовольствием сообщила малышка.
— У меня есть тост, — провозгласила Таня, поднимая чашку с чаем и с любовью оглядывая всю семью. — Мы хотим поблагодарить вас за доброту и гостеприимство. Вы наши самые дорогие, самые родные люди. Сегодня мы переезжаем, а в выходные ждем вас на новоселье.
Виктор шумно вздохнул и отвел глаза, оказавшись единственным, кто не пожелал поддержать Таню.
— Вить, чего надулся? Не рад за Таню? — удивилась Тамара Кирилловна.
— Конечно, рад, — пробормотал Рыбкин и добавил, как припечатал: — Несмотря на то, что она столько времени нас дурачила. Одного не пойму: неужели мы твоего доверия не заслужили?
Таня побледнела и медленно поставила чашку на стол:
— Значит, докопался. Правду хочешь знать. Ну что ж, разумно и, пожалуй, правильно: сколько же можно темнить, — тихо проговорила она, собираясь с духом и мыслями. — Слушайте, кому интересно…
Она начала с того момента, когда ее жизнь стала рушиться на глазах:
— Приезжаю в аэропорт, а там меня уже дожидаются три богатыря. «Гражданка Разбежкина? Пройдемте».
— Бабуль, я не хочу гулять. Мне надо игрушки собрать, — закапризничала Надя, которую Вера решила увести из комнаты, чтобы девочка не слышала маминых откровений.
— А как же птички голодные? Мы их хлебушком покормим. Ты-то завтракала, а они? Пойдем, вещи потом соберем, — настояла на своем бабушка, выводя малышку на улицу.
— А потом? — не выдержал Дима затянувшейся паузы.
— Отвезли в прокуратуру, начали допрашивать. Потом — СИЗО. Потом суд и… дали пять лет, — ровным голосом произнесла Таня.
Тамара тяжело охнула. Галя, расширенными глазами глядя на Таню, зажала рукой рот, словно сдерживая рвущийся наружу крик ужаса и отчаяния.
— То-то Вера все места себе не находила. «Чувствую, — говорит, — с Таней что-то». Что ж ты сразу матери нс сказала? — укорила Тамара Кирилловна.