— Значит, болеем. Ночей не спим, на работу не ходим, — протянула девушка, — Как говорил один мальчик, «и эти люди запрещают мне ковырять в носу». Значит, на словах — «врать нехорошо», а на деле…
— Я тебе не врала, — резко возразила Анна.
— А отцу?
— Тем более. Кать.» Может, и хорошо, что ты все узнала. Дело в том, что мы с Костей решили начать новую жизнь.
— «Мы с Костей»? Хорошо звучит! А вот и наш Константин. что в переводе с греческого означает «постоянный», — ядовито проговорила Катя при виде успевшего одеться н вернуться Устинова, — Ну, как жизнь молодая-не-женатая?
— Отлично, — безмятежно проговорил тот.
— Я вижу Здорово устроились. А я думала, вы ездите с лекциями о моральном облике строителя капитализма. Всем хорошим в себе я обязана книгам, всем плохим — своим родителям. Знаешь, мама, туг кое-кто стыдил меня, что я неправильно живу. за деньги душу продаю. А сам, значит, с чужой женой о литературе беседуете.» ночи напролет? Я-то думала, отец опять наврал с три короба, а оказывается — он прав. А ведь я вам, Константин Романович, тогда поверила — о жизни своей задумалась… Папика своего богатого бросила. А теперь вижу, что зря. Ну ничего. Я нового найду — еще толще, еще богаче. Не проблема. Мам, ну за что ты с отцом-то так?! А вы-то, у-чи-тель? Вы ведь потешитесь и уедете.
— Нет, — спокойно ответил Устинов.
— Прекрати, Катя, — возмутилась, наконец, Анна, — Костя тут ни при чем, я сама все решила и от твоего отца сама ушла. У нас с Виктором совсем не клеилось, и ты это прекрасно знаешь.
— А обо мне ты подумала? — чуть не плача, спросила Катя, — Вы мне оба жизнь сломали!
— Хватит, — усмехнулась Анна. — Никто тебе ничего не ломал. У многих родители разводятся — не ты первая, не ты последняя. И тебе не три года, у тебя своя жизнь. А мне дай пожить своей.
— С ним? — указала Катя на Устинова.
— Да. С ним. Я хочу начать все сначала. Твой отец сам виноват. Помнишь, сама просила меня уйти от него? Забыла? И вот еще что, милая моя девочка. Ты должна понять одно: мы с Костей любим друг друга.
— Ясно. Ну что ж, не буду вам мешать, — прошипела Катя со всем возможным презрением, которое только могла вложить в эти слова. — Живите пока, воркуйте, голубки!
Таня уже собиралась домой, когда к ней подошел Вадим и попросил:
— Задержись на минутку. Это ненадолго. И очень важно. Сядь, пожалуйста. Я, может быть, не решился бы, если бы некоторое время назад ко мне Кондратий не наведался. Знаешь, такие ситуации замечательно мозги прочищают. Я понял, что это мне за все, что я тогда с тобой сотворил.
— Не думала, что вы такой суеверный. Мой приезд и ваш приступ — простое совпадение, сплошь и рядом бывает, — пожала плечами Таня, решительно не понимая, почему это Горину не хватило одного потока извинений, и он завел ту же самую шарманку.
— Нет. Я… знаю, о чем говорю.
— Ну что уж теперь: что сделано, то сделано. — Разбежкина, честно говоря, торопилась домой, зная, что Надя и Вера Кирилловна ее очень ждут: все-таки первый день на новой квартире, как они там устроились?
— Но ты не все знаешь, — продолжал Вадим. — Когда заварилась эта каша, я действительно хотел тебя вытащить. И это было вполне реально. Но потом… Впрочем, у меня кое-что есть, ты должна сама услышать. — Взяв Таню за руку, он повел ее к себе в кабинет и включил маленький диктофон.
«Олег Эдуардович, — услышала Таня его голос, слегка измененный записью, однако отлично узнаваемый, — но Разбежкина ни в чем не виновата». — «Подпись ее?» — Баринова тоже трудно было бы не узнать. «Она не знала, что подписывает». — «Значит, дура. А дураков надо учить*. — «Но, Олег Эдуардович…» — «Что, еще раз повторить? — Теперь в голосе Баринова отчетливо слышалось раздражение, почти ярость. — Ты должен сделать все, чтоб ее закрыли, и понадежней. Иначе я тебя самого раздавлю, как козявку. Понял?!»
— Зачем он это сделал? — не поднимая головы, спросила Таня, когда запись закончилась.
— Не знаю, — тихо сказал Вадим, не смея смотреть на нее. — До сих пор… не знаю.
— Зачем?! — повторила Разбежкина с такой невыразимой мукой в голосе, что казалось, у нее самой вот-вот разорвется сердце.
Верная Туся подала хозяину утренний чай и присела рядом со своей чашкой. Между ней и Олегом Эдуардовичем за долгие годы сложились отношения, не совсем соответствующие представлению о служанке и богатом хозяине. Как-никак именно Туся самоотверженно помогала Баринову растить маленькую Таню, когда мать девочки бросила и дочь, и мужа. Олег отлично знал, что у него нет человека более любящего и преданного, чем Туся. С нею он делился буквально всеми своими переживаниями… ну, почти всеми.