Олег Эдуардович не успел ничего ответить на этот бред, потому что в кабинет вбежала перепуганная Туся с криком:
— Олег, там Таня… она отравилась!
— Это ты виноват, — Татьяна лежала на носилках «скорой* и, с трудом шевеля серыми губами, бросала отцу обвинения. — Ты его всегда ненавидел. Все время старался его унизить, издевался при всех, думаешь, я не видела? А ведь Сергей очень гордый… Он все это терпел только ради меня… — Не выпуская ее руки из своей и едва сдерживая слезы, Баринов покаянно кивал — сейчас он был готов согласиться с чем угодно. — Что ты наделал… Он теперь думает, это я тебя науськала, чтобы Мишу избили… а Миша для него… Господи, он никогда меня не простит.
— Танечка, — губы Олега Эдуардовича дрожали, — я же хотел…
— Папочка, пожалуйста. Я все равно жить не буду. Верни его, — она измученно прикрыла глаза и отвернулась.
— Татка, — засуетился Баринов, — ты только успокойся… все будет, как ты захочешь. Я все сделаю, все! Тусь, поезжай с ней, — велел он домработнице, а бестолково суетящейся возле носилок жене бросил: — А ты лучше дома останься. — Он наклонился к дочери: — Таточка, я все сделаю. Я его силой притащу. Ты только не волнуйся!
— Что скажете, доктор? — спросил он врача «скорой», вручая ему солидную пачку денег.
— На первый взгляд, опасности нет. Но, если она приняла все таблетки… там несколько упаковок валялось… то лучше перестраховаться.
— Надеюсь, все останется между нами?
— Само собой. Счастье, что ваша домработница вовремя к ней зашла!
— Своими руками придушу гада… — прошептал Баринов, найдя вслед отъезжающей карете «скорой помощи» и сжимая кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.
Братья Никифоровы уже успели собрать практически все вещи — Сергей твердо решил съехать с квартиры жены и снять им с братом другое жилье, лишь бы оказаться подальше от семейки Бариновых. Теперь они искали подходящие варианты, чтобы можно было переехать как можно скорее.
— Слушай, давай заканчивать, — после очередного звонка предложил Миша. — Глаза уже слипаются.
— Иди ложись, — бросил Сергей.
— А ты чего? Продолжишь обзвон?
— Да нет, поздно уже. Завтра…
— Выспались, — проворчал Миша, услышав звонок в дверь, — Сиди, я открою.
— Если это ко мне — меня нет, — предупредил брат, листая записную книжку.
— Да ладно, не учи, — отозвался Михаил и почти сразу же Сергей услышал: — Сереж, это к тебе!
Остановить разъяренного Баринова Миша оказался не в состоянии, и тот, ворвавшись, набросился на Сергея с кулаками. Братьям едва удалось с ним справиться, и через некоторое время Олег Эдуардович, выпустив пар, рухнул в кресло, где и сидел, раскачиваясь и обхватив голову руками.
— Не могу я смотреть, как она мучается. Вернись к ней, очень тебя прошу, — пробормотал он, обращаясь к Сергею, — Я не говорю: сию секунду! — поспешно продолжал он, увидев, что Никифоров отрицательно покачал головой. — Но, в принципе, вам же ничто не мешает жить вместе. Перетерпи, такие моменты бывают в каждой семье — и ничего, живут люди… Ведь ты женился на ней, значит, были какие-то чувства… А если и нет… Татьяна так тебя любит, что вам на двоих хватит!
— Нет смысла продолжать разговор, — ответил Никифоров. — Я решил развестись и, честно говоря, не понимаю, почему вы так это восприняли. Я был уверен, что вы будете прыгать до потолка от счастья: вы же меня терпеть не можете.
— Ради Татки я хоть черта с рогами готов терпеть.
— А я не готов, — бросил Сергей.
Баринов вынул бумажник и достал из него детскую фотографию дочери:
— Здесь ей восемь. Это мы в зоопарк ходили, она час, не отрываясь, смотрела на обезьянок… А потом потребовала, чтобы я каждой купил по мороженому…
— Зачем вы мне это рассказываете? — не понял Никифоров, которого воспоминания о детстве жены не могли тронуть ни при каких обстоятельствах.
— А сегодня она могла бы умереть… Что смотришь? — произнес Баринов. — Отравиться хотела… Не может без тебя жить, Такие дела…
— Мне очень жаль, — растерялся Сергей.
— Жаль тебе… — Баринов судорожно сглотнул. — Вот будет у тебя свое дитя — тогда поймешь, что такое по-настоящему жаль… Слушай, да сядь ты, давай поговорим, как нормальные люди. Мне вот действительно жаль, что так вышло с твоим братом. Попал под горячую руку. Ты пойми, когда ребенок страдает — это все, туши свет: глаза кровью наливаются, как у быка, — и тут уж не разбираешь, где свои, где чужие… Если бы можно было все п ерю играть… Ну да что говорить. Я готов компенсировать… лечение, моральный урон, черта лысого, что угодно… Ты погоди, послушай. Я ведь могу твоему Мишке такое будущее обеспечить, о котором он и мечтать не смел. Найду ему хорошее местечко в какой-нибудь клинике по специальности, а годика через два-три свою откроет. Все по высшему разряду. Да хоть такую, как в Швейцарии. Сделаем здесь один в один. Хозяин клиники, в его-то годы, а?