— Да и и сам не хочу, слово-то какое мерзкое — отчим, — согласился Игорь.
— «Тюремный ребенок», родилась за колючей проволокой. Слава Богу, она этого не знает.
— А е се отцом… у тебя какие-то отношения сохранились? Ом хоть интересуется, как ребенок растет? Надюшка как-то о нем не вспоминает… или это просто я не слышал?
— Она не знает, кто ее отец, — ответила Таня. Ну вот, еще одна невыносимо тяжелая тема…
— А ты собираешься ей сказать? Пойми меня правильно, я готов удочерить Надю. Но ее настоящий отец… не получится ли так, что он вдруг появится и предъявит свои права на ребенка? Ты же понимаешь, дело даже не во мне, но это будет такой удар для Надюшки!
— Он не знает, что Надя — его дочь, — помолчав, сказала Таня. — И она его видела, но не знает, что это ее отец. — Она наконец решилась посмотреть в глаза изумленному Игорю и закончила: — Это Сергей. И моя главная задача — чтобы он никогда об этом не узнал.
Миша Никифоров вовсю готовился к переезду, упаковывая множество коробок, и без проблем нашел себе в помощь еще одну пару рук — Катиных. Девушка охотно согласилась приехать и поучаствовать в великом исходе братьев Никифоровых из квартиры Татьяны Бариновой. Сейчас она, правда, просто лежала на диване, а Михаил вещал голосом старого опытного психоаналитика:
— Голубушка, мой учитель, как же его звали?… Э-э… нуда, Зигмунд Фрейд! Так вот, он в подобных случаях погружал пациента в такие глубины гипноза, что…
— Что тот потом не хотел оттуда выныривать? — подсказала Катя.
— Вроде этого, голубушка! Н-да… Ну, отдохнула? Тогда — за работу: переезд ждать не будет. А у нас барахла — не один час разбираться.
— И это называется психоанализ? Так-то и я смогу, — разочарованно проговорила Катя, нехотя вставая с дивана, — Эксплуататор!
— Первый лот нашего аукциона — институтские тетради Михаила Никифорова той поры, когда он еще не был мировой знаменитостью. — Миша извлек откуда-то пачку тетрадей. — Стартовая цена — десять тысяч…
— Десять тысяч чего? — уточнила Катя.
— Да какая разница, лишь бы наличными и сразу. Что, нет желающих? Эх, не понимают люди своего счастья, ведь когда-нибудь на аукционе в каком-нибудь Лондоне…
— Это что за ископаемое? — Девушка вытащила из коробки общую тетрадь с котенком на обложке. — Это чье?
— Судя по котенку — Танины конспекты. Клади направо. Между прочим, знаешь, кто мы с тобой сейчас? Мы — два судебных пристава. А теперь спроси меня, чем мы занимаемся? Мы делим имущество. Cepera с Татьяной еще не развелись, а имущество — уже поделено и разложено по принципу «тебе — мне, тебе — мне, мне, мне, снова мне…».
— Что ж разложено? Тут eщe пахать и пахать, — проворчала Катя. — А ты все знай себе треплешься! Вот это — что такое? — Из тетради выпала половинка конверта. — Миш, смотри, а тут кто-то имущество уже поделил, — она вытряхну та вторую половинку.
Миша сложил их и прочитал: «Сергею Никифорову».
— Ладно, потом разберемся, — он положил обе половинки на стол. — Ну что там еще архиважного?…
— Пот, все свежее, протертое, как ты любишь. — Туся суетилась в больнице возле постели Бариновой, выкладывая на больничную тумбочку банки. — Да без сахара. Что я, не знаю, что ли? А то вдруг фигура испортится, как дальше-то жить? Я по чуть-чуть наготовила всякого-разного. Мало ли чего тебе захочется?
— Спасибо, меня тут с утра уже бульончиком освежили.
— Татка, не дури. Поесть надо. Ты же не хочешь с голоду умереть?
— Единственное, чего я хочу, — вернуться домой. — Татьяна сделала вид, что не заметила, как отец смутился, произнеся слово «умереть». — Там и поем.
— Домой? — переспросили Туся. Куда торопишься-то? Чего там хорошего?
— Зато здесь — просто зашибись, — смешили Натаяна,
— Нет, Туся правда, здесь так тихо, спокойно, — поддакнул отец, — За тобой полный уход, Я говорил с доктором, он хочет тебя понаблюдать, печени, почки проверить. Повторные анализы сделать,,
— И кровь опять брать будут? Ни за что, И дома буду лечиться.
— Как я и думал, моя жена живее всех живых, — усмехнулся Сергей, входя в палату, — Здравствуйте.
— ТЫ чего пришел? — привстал Олег Эдуардович, со злостью глядя на него,
— Папа! — осуждающе воскликнула Татьяна, — Нс начинай, пожалуйста! Дайте нам поговорить. Нам ведь надо поговорить, да, Сережа? Я так рада, что ты…
Туе я и Олег Эдуардович нехотя покинули палату.
— Давай сразу договоримся: и ни на секунду не поверил, что ты на самом деле хотела,, отравиться, Эта сказочка, может, и годится для твоего отца… кстати, пожалела бы папу, не молоденький уже, — резко произнес Никифоров.