— Я его читал, — признался Михаил.
— И что ты собираешься делать? — У нее перехватило дыхание.
— А есть варианты? — удивился младший Никифоров, — Расскажу все брату. Он имеет право знать.
— Не надо, — быстро и умоляюще заговорила Татьяна. — Ты не можешь этого сделать. Это не твоя тайна!
— И не твоя, — возразил Миша. — Пусть Сергей вместе с Разбежкиной решают, что делать.
— Представляю, что они там нарешают! Как ты думаешь, почему твой брат до сих пор не читал письмо? Не знаешь? Потому что не хотел. Сергей сам порвал письмо, его никто не заставлял. Я… я просила его прочесть, но он отказался.
— Он ошибся, — твердо произнес Миша. — Так бывает. Мы все ошибаемся. Но теперь… он должен все узнать. Лучше поздно, чем…
— Нет! — крикнула Баринова. — Отдай мне письмо. Пожалуйста, не делай этого. Миш, я тебя хоть когда-нибудь хоть о чем-нибудь просила?
Миша, не слушая ее, стал набирать номер Сергея.
— Не смей, — Татьяна попыталась вырвать у него трубку. — Не лезь не в свое дело!
— Как это «не свое»? — Миша резко отвел руку с телефоном в сторону. — Брат — мой? Мой. Ему хорошо? Вряд ли… А ты говоришь, не мое дело. К тому же у меня тоже рыльце в пушку. Он на тебе из-за меня женился! Уже тогда знал, что совершает ошибку, но… ты так много для меня сделала. Сергей… он хороший человек, ну не мог он поступить с тобой так… неблагодарно. Это его слова, я ничего не придумываю.
— Женился из-за тебя? — зло засмеялась Татьяна. — Да у тебя мания величия. Никифоров женился на мне, потому что я ему всегда нравилась. Я, а не ваша любимая Разбежкина!
— Вот у тебя точно мания величия. Да еще воспаленное воображение. Он никогда тебя не любил. А про Разбежкину, заметь, ты сказала совершенно правильно: «любимая*.
— Пожалуйста, нс говори ему ничего. Я… я люблю твоего брата. Может, даже больше, чем ты. Я хочу, чтобы мы с ним были счастливы. Ну почему мне этого нельзя? У нас только-только появился шанс, а ты… ты сейчас все разрушишь. Отдай письмо. Пожалуйста.
— Ну, ты хотя бы сама себе-то не ври. Что это за любовь, когда думаешь только о себе?! — закричал Миша и, не сводя с Татьяны глаз, набрал номер старшего брата.
В кабинете у Олега Эдуардовича раздался телефонный звонок. Поморщившись и нехотя отрываясь от документов, с которыми работал, Баринов бросил в трубку:
— Да. Алло. Говорите, — раздраженно произнес он, но не услышал поначалу ничего, кроме тишины.
Но вот тишина сменилась щелчком и последовавшим за тем негромким шипением. Баринов уже хотел было бросить трубку, но вдруг услышал свой собственный голос и замер: «Мне все равно, как ты это сделаешь. Разбежкина должна сидеть. И чем дольше, тем лучше… Думай, только быстро. На этот участок у меня уже очередь стоит. И, между прочим, меньше пятнадцати процентов не предлагают… Ну, значит, как в прошлый раз? Деньги перечислишь вот на этот счет…
— Алле! Кто это? Отвечайте! — крикнул Баринов. Трубка дрожала в его руке.
— Ты, Баринов, совсем зазнался: уже и себя не узнаешь, — издевательски произнес незнакомый голос, непонятно даже, мужской или женский, и магнитофон включился снова после щелчка: «Считай, проект у тебя в кармане. Все как всегда. Ты меня знаешь, я работаю чисто. Столько лет уже на этой должности…»
Бессильно опустившись в кресло и не отнимая трубки от уха, Олег Эдуардович свободной рукой плеснул в стакан коньяка.
— Сколько? — коротко спросил он.
— Ну, не знаю, — ехидно протянул голос, — нужно свериться с Уголовным кодексом. Но что-то мне подсказывает: меньше десяти лет никак не получится.
— Сколько вы хотите за эту пленку? — повторил Баринов свой вопрос.
— А у вас какая такса? Вы говорили — пятнадцать процентов?
Он, морщась, сделал изрядный глоток коньяка:
— Хватит. Назовите цену.
— Какой вы напористый. Сразу чувствуется железная хватка. Но вы знаете, мы пока не решили, что именно и, главное, в каких количествах нам бы хотелось получить, — глумился голос.
— Зачем тогда звонить, если не знаете, чего хотите?
— Во-первых, познакомиться. А во-вторых, мы тут решили, что я буду временно исполнять обязанности вашей персональной совести. Вы вообще помните, что это такое? — спросила Нина: это была именно она, только старалась говорить так, чтобы ее ни при каких обстоятельствах не узнали.
— Что вам нужно?!
— Ничего особенного. Зарубите себе на носу: нам все известно. Мальчика-то за что приказал избить, а? Молчите? А вот журналисты, когда узнают, молчать не будут.
— Я не понима… — начал было Баринов, но Нина не позволила ему продолжить: