Тем временем, осмелевшие мыши, разбежавшиеся, когда Франц включил верхний свет, пообвыклись и начали подавать признаки жизни. Пронзительный писк, казалось, раздавался изо всех углов, где только можно спрятаться. Франц был окружен мышами, и чувствовал себя мышиным пленником. Выйти, чтобы разбудить Лили и силой притащить ее в лабораторию, он не мог, из боязни, что мыши сразу же разбегутся по всей станции. Потом перегрызут кабели, лишат экипаж кислорода, устроят разгерметизацию, все умрут… Ужас просто какие мысли одолевали зоолога.
Он нагнулся и заглянул в щель между металлическими тумбочками, в которых хранили корм. Сдвинуть их было невозможно — ножки приварены к полу. А нагнуться ниже Франц не мог, мешал живот. Тогда он опустился на колени и принялся шарить между тумбочками рукой, затянутой в резиновую перчатку. Щекой он прижимался к холодному металлу и поэтому не видел тех, кого собирался поймать. Мыши дураками не были и в подставленную ладонь добровольно лезть не собирались. После пятнадцати минут бесплодной охоты, Франц отклеился от тумбочек и уселся прямо на пол, вытянув затекшие ноги. С его чела градом катился пот, потому что в лаборатории поддерживалась достаточно теплая температура, чтобы мыши чувствовали себя комфортно.
Утираясь салфеткой, Франц снова нажал кнопку вызова коллеги. В этот раз Лили ему ответила хриплым ото сна голосом:
— Чего?
— Быстрей сюда, — приказал Франц. — У нас тут такое…
— Что?
— Аврал. Не задавай лишних вопросов. Дуй сюда!
— Мне надо принять душ, — заканючила Лили.
— Успеешь. Сюда, говорррю.
Когда Франц начинал рычать, все понимали, что дело плохо. Рычал он крайне редко и всегда по очень важным поводам.
Лили мгновенно поняла, чем грозит смена интонации, и прискакала почти сразу же, всего через двадцать минут. К тому времени Франц совершенно обессилел.
Узнав в чем дело, Лили сразу же начала отлов мышей, выманивая их горсткой корма. До такой простой вещи Франц не додумался. Вскоре все мыши были рассованы по клеткам, не хватало только одной — Сюзанны, любимой мыши Франца.
Пока он сокрушался, Лили успела накормить всех питомцев, в том числе и козла Петра. И убежала умываться. Совершенно потерянный Франц бродил по коридорам, выкрикивая:
— Сюзанна! Сюзанна! Где же ты, Сюзи?
Мышь не откликалась, и Франц рисовал себе страшные подробности ее гибели. Наверное, она вылетела с мусором в космос, эти уборщики такие невнимательные!
Завтрак прошел тихо. Многие предпочитали завтракать на рабочих местах и просто забирали с собой тарелки и кружки. Капитан и его команда никогда не приходили поесть в кают-компанию. Они считали себя местной элитой и кучковались поближе к центру управления. Сначала Лорин ругалась, что посуду растаскивают по всему кораблю. Но потом выделила одного из роботов специально для этой цели. Теперь его в любое время дня можно было встретить с подносом на голове, полным грязной посуды. Работы у него никогда не убавлялось, потому что многие любили и кофе выпить в процессе работы, и бататовый бублик зажевать.
Профессор Оксенкруг сидел возле своего компьютера и что-то в него бесконечно заливал. Большие файлы, маленькие файлы…
Одри сидела у него за спиной и перманентно задавала глупые вопросы, считая, что профессору скучно смотреть на одно и то же изображение закачки.
— Рональд, а это что? — спрашивала она уже в десятый раз.
— А это разговорная программа для малышей, — отвечал профессор спокойным голосом, хотя внутри у него уже все клокотало.
— А зачем?
— Чтобы научить наш искусственный интеллект разговаривать.
— А это что?
— А это сказки…
— А зачем?
— Чтобы он развивался правильно, постепенно. Так же, как и человек, но быстрее.
— А…
— Одри, — не выдержал профессор, — ну что ты тут сидишь? Займись делом.
— Я и занимаюсь.
— Чем?
— Дежурю. Вот случится что-то, а тут мы с Нави и подоспеем.
— Ты можешь дежурить в другом месте? Не за моей спиной?
Одри смертельно обиделась и пересела поближе к Ван Куангу. Тот недобро на нее посмотрел и пересел на другой стул.
Обед тоже проходил в тишине. Только Франц тихонько жаловался Оксенкругу на утренний беспорядок.
— Вот ты мне скажи, как это назвать? — шептал он, неприятно дыша профессору в ухо. — Как такое могло случиться? Мыши не могут открыть клетки сами. Это безобразие какое-то.