— Проклятая спина, — кряхтела она.
— Спина? — пробормотал Клэй, поддерживая мать.
— Спина, голова, всё вместе, что-то во мне там, на хрен, происходит.
Приступ скоро закончился, и миссис Юргенс возвратилась к надгробию, чтобы поговорить с покинувшим её супругом.
— …дикарское и чувственное восприятие мира лишило тебя многих душевных возможностей, есть вещи, которые навсегда остались для тебе недоступны, тебе недоступен был мир возвышенных чувств. И посмотри, чем ты кончил… Но я всё равно любила тебя таким, каким ты был…
Оказавшись дома, в своей комнате, Клэй вскрыл коробку с игрой «Rage» и запустил её на приставке. Герой на экране очень суров, настоящий мужик. Его преследует вооруженная банда. Клэй стал расстреливать бандитов. В дверь просунулась голова матери: «Я приготовила обед». Клэй, не оборачиваясь: «Окей, щас приду». Она ушла, затем вернулась.
— Ништяк игра! — бросил он через плечо.
— Это прислали от Spydee?
— Да, мам.
— Уж очень воинственная.
— В самый раз.
Клэй превратил голову бандита в кровавое облако. И продолжил беззаботно отстреливать остальных злодеев — бах, бах, бах, бах! Понаблюдав некоторое время за игрой, заботливая мама сказала:
— Ладно, оставь на потом, а то всех расстреляешь, некого будет убивать после обеда.
После совещания, в холле, заместитель директора клиники Артур Уомак взял под руку и решительно отвёл в сторону Майкла Гудмэна. И в своей обычной жестковатой манере предложил куда-нибудь съездить пообедать. Майкл нехотя согласился.
Встреча с Артуром проходила не в его любимой байкерской таверне, а, по настоянию Майкла, в отделанном розовой штукатуркой и украшенном зелёными навесами Cafe Vida, заведении, специализирующемся на здоровой пище. Майкл первым делом заказал себе напиток из капусты.
Холодным взглядом рассмотрев девушек за соседним столом, судя по всему, лесбиянок-феминисток, Артур сказал:
— Давно хочу спросить: отчего у тебя такая привязанность к этим блеклым цветам — бежевый, зеленый, желтый? Ни разу не видел тебя в строгом тёмном костюме. Да и все твои машины каких-то невзрачных расцветок.
— Гм… на вкус и цвет приятелей нет.
— Что значит «на вкус и цвет»? У тебя мужественная внешность и характер соответствующий, ты успешный парень и добьёшься в жизни ещё больше, и цвета должен выбирать соответствующие! — доверительность и теплота, возникавшие из интонаций голоса Артура, обожженного виски и сигаретами, смягчали резкость высказываний; к тому же у собеседников давно сложились дружеские отношения, позволяющие подобные замечания.
— Ну не знаю. Моя жена Адель любит строгие тона, в частности обожает чёрный. Мы прекрасно уживаемся, и она не считает, что мои любимые цвета — немужественные.
В данный момент Артур Уомак был облачен в тёмно-синий, как ночное небо, костюм, который, как и все остальные его костюмы, мрачной глубиной своего тона гармонировал со всем его величавым обликом.
Артур сказал:
— А я считаю, что чёрный, синий… на худой конец тёмно-серый… в общем, я уверен, что настоящему мужчине пристало носить одежду строгих оттенков.
— В теме внешнего вида в последнее время происходит сплошная подмена понятий, — многозначительно сказал Майкл, с тревогой отмечая, что его собеседник уже навеселе, и дело не в бокале вина, который он осушил залпом и попросил повторить. Очевидно, он поддал ещё на работе и сел в таком виде за руль своего чёрного-пречёрного Lincoln Town Car. — У тебя цветовая нетерпимость — одна из разновидностей фобий. Надеюсь, это лечится.
Получив отпор, Артур переменил тему и заговорил о женщинах. Он находился в припадке откровенности и необходимости поговорить, особенно характерном именно для выпивших людей его размашистого типа. Обычно, находясь в подобном состоянии, он описывал свои любовные приключения, причем во многих случаях явно фантазировал и преувеличивал. Майкла приятно удивляло, что ни об одной из своих многочисленных жертв он не отзывался дурно; во всех его воспоминаниях было нечто вроде смеси разгула с нежностью. Это был очень особенный оттенок чувства, характерный именно для него, в нём была несомненная и невольная привлекательность, и Майкл понимал, почему этот человек мог иметь успех у многих женщин.
В этот раз он заострил внимание на одной из них — на Элле Минетта, «которую никто никогда не затмит».
— …но лучше за всю жизнь не было никого, чем моя Элла, — вздыхал он.
Вот и сейчас, сделав несколько жадных глотков вина, он рассказал Майклу то, что ему уже было известно во всех подробностях, а именно то, что Элла обладала всеми решительно достоинствами (что само по себе удивительно), но удивительнее всего было то, что она ездила на мотоцикле лучше любого байкера.