— Нет, оно вкусное, — отвечала Виара и снова впивалась маленькими жемчужными зубками в зелёный бок.
— Послушай, мне нужна твоя помощь, — он встал перед ней на одно колено, так, чтобы она могла хорошо рассмотреть его лицо. — Как видишь, рожей я не очень вышел, люди меня побаиваются и разговаривать со мной не любят. А это рынок, тут нужно торговаться.
— Что такое торговаться?
— Просить самую маленькую цену за самый лучший товар. Можно спорить, порой громко и жестко, но важно чувствовать, когда нужно остановиться. Ты сможешь?
— Не знаю, я никогда не торговалась, — Виара задумчиво посмотрела на своё несчастное яблоко. — Но для тебя я попробую!
И она попробовала. Сначала получалось не очень хорошо, Виара смущалась, а продавцы смотрели на её нелепо торчащие уши и отказывались сбивать цену, а некоторые просто отворачивались. Робб было плюнул на эту бесполезную идею:
— Ладно, брось. Зря я тебя попросил, — но Виара упрямо тряхнула головой.
— Хочу попробовать ещё раз! Только купи мне шляпу.
Со шляпой дело пошло веселее. Виара завязала волосы так, что они прикрыли уши, натянула головной убор пониже и стала походить на очень худенькую, но все-таки женщину.
— Эта репа стоит сто серебряных виро за мешок, — говорил торговец.
— Сто виро? Да моя матушка меня этим мешком и отходит, если я столько заплачу! Посмотри, репа вся мягкая, — возмущалась Виара, упирая руки в бока, совсем как это делала Космея.
— Да какая мягкая?! — торговец хватал репу, протягивал вперёд. — Жёсткая, как сердце красавицы!
Виара ткнула пальцем в корнеплод.
— Нет, мягкая, как живот старухи. Пятьдесят серебра, не больше!
— Помилуй, красавица! Это же грабёж. Девяносто!
— Жене своей про грабёж расскажешь. Шестьдесят!
— Восемьдесят, и ни виро меньше!
— Семьдесят и пучок петрушки!
— Семьдесят пять и головку лука.
— По рукам! — радостно взвизгивала Виара и хватала заветный мешочек. — И луковицу не забудь.
— Держи, держи. Разорите меня совсем, — торговец горестно качал головой, а через пару секунд переключался уже на следующего покупателя.
Виара с восторгом ребёнка, обнаружившего новую, ранее неизведанную игру, вживалась в роль. Она то хмурилась, то делала оленьи глаза, кричала и шептала, упирала руки в бока и нервно теребила рукав — одним словом, пробовала, экспериментировала и искала своё собственное звучание. Виара получала искреннее удовольствие от препираний с торговцами, и многие отвечали тем же. Некоторые споры можно было смотреть, как маленькое театральное представление.
— Вы злой, жестокий человек! Этим вечером я, видно, останусь голодной, — Виара подалась вперёд, приложив руки к груди.
— Великая Матерь мне свидетель, если без утки вам ужин не ужин, то вы изрядно беситесь от жиру, — торговец не оставался в долгу.
— Эта утка не стоит пятисот виро. Посмотрите, она уже грустная, — Виара обличительно ткнула несчастную тушку.
— Не надо клеветать на мою утку! — взвился торговец. — Она грустная, потому что вы хотите за неё дать всего триста виро. Не для того она траву щипала и лучшее зерно клевала.
— Я не дам пятьсот серебра за недельную тушу.
— Недельную?! — торговец схватился за сердце и с драматическим видом осмотрел собравшуюся толпу. — Да она с утра ещё бегала от селезня!
— Триста пятьдесят виро только за то, что она таки убежала.
— Четыреста пятьдесят! Со слезами отрываю, пусть Матерь смотрит в моё сердце!
— Не взывай к Матери! Она ужаснётся твоей жадности. Триста семьдесят! — Виара стукнула ладошкой по прилавку.
— Ты режешь меня без ножа. Четыреста пятьдесят!
— Четыреста!
— Четыреста пятьдесят, красавица, не могу больше сбросить, честное слово, — и он схватил себя за ворот рубахи и потрепал его, доказывая свою правоту.
— Четыреста сорок, и я забираю эту невинную утку прямо сейчас!
Торговец сморщился, покачал головой из стороны в сторону, а потом махнул рукой:
— Ох ты ж, забирай!
Монеты со звоном упали на деревянную доску, торговец с самым довольным лицом протянул мешок, горловина которого обхватывала задние лапы утки.
— Бери, бери, красавица, — на лице его отразилось странное сочетание расстройства и крайнего удовольствия от славного спора. — Повезло твоему мужу, пусть Матерь смотрит в моё сердце.
Робб стоял поодаль, скрестив руки на груди, и на роль мужа ничуть не претендовал. Виара отвалилась от прилавка с довольным видом, словно не торговалась сейчас, а пробовала самые вкусные блюда.