Однажды Принц её поцеловал. У него были холодные и твёрдые губы. Как могильный камень. И тогда он передал ей знание о будущем. О том, как люди, жаждующие безграничной власти, заступят за границу жизни, попробуют приручить саму смерть и уничтожат магию. Лламириль в ужасе смотрела, как будет рушиться её мир. Будут умирать боги. Волшебные народы забьются в щели, прячась от жестоких людей, и многие сгинут. Магия станет преданием, сказкой, а люди будут использовать старинные книги и древние технологии глупо и топорно, все равно, что подпирать золотым канделябром дверь.
Уже появили на земле первые тени. Они плавали, молчаливые, над дорогами и перекрестками, границами миров, и страдали по магии. Они справляли реквием по старому миру и сами были воплощением того реквиема.
Лламириль отшатнулась тогда. Сердце сковал ужас, а затылок холодило осознание.
“Видишь, Предназначенная, — сказал тогда Принц, — они погубят все. Глупые люди. Животные. Но наш сын уничтожит их, а кого не сможет уничтожить — изгонит. И наступит расцвет магии”.
Он улыбался. Кривил черные губы в злой усмешке предвкушения. На его шее золотом расцветал терновый узор — Лламириль хорошо это помнила. Она много думала о Предназначении, и с каждым годом ужас её только рос. Лламириль не хотела смерти людям. Она любила их, их тепло и живость, их страсти и глубины души. Да, они были порочны. Настолько же, насколько святы.
Лламириль не смогла отказать ни отцу, ни Принцу, зато она смогла сбежать. Наложить на себя мощное заклятие забвения, которое запирало её личность за три стены и вешало три замка. Она совершенно искренне забыла себя, свою магию и Предназначение, и Принц никогда бы не нашёл её.
Но перед ней встал выбор. Сдаться волшебному лесу и встретиться с ужасом лицом к лицу или потерять Робба. Он сидел под деревом, и на лице его места живого не было. Лламириль, тогда еще Виара, дала себе последнее мгновение сладкого неведения, с нежностью посмотрела на Робба и Ольфа, а потом дала защите рухнуть.
Магия ворвалась в эльфийское тело, словно бурный поток. Наполнила грудь восторгом. огнём разлилась по жилам. Лламириль ощутила силу, о которой Виара и помыслить не могла. А еще злую радость, почти болезненную, сладкую. В тот момент Лосса хотел выстрелить в Робба, но у него ничего не вышло.
— Оставь его, человечишка! — велела Лламириль. Магия подняла её в воздух, разметала одежды и волосы. Она начала меняться внешне: кожа изменила цвет, глаза стали видеть все в мельчайших подробностях: каждую травинку, каждого жучка, каждый виток магической энергии.
— Фейри, Бурунд меня забери! — проговорил неотесанный разбойник, отступая. И презренный Лосса последовал за ним. Они боялись, и Лламириль чувствовала из страх так же хорошо, как и свою злость.
Она приблизилась к Роббу, опустилась перед ним на колени. Ольф бросился развязывать ему руки. Лламириль ощущала, что разбойники смотрели на неё, но если бы кто-то дернулся, она бы тут же пригвоздила его к земле.
Робб был в отвратительном состоянии. Один глаз уже не открывался, а второй смотрел с беспокойством. Лламириль сделала легкое движение, и магия начала лечение. рассасывались гематомы, срастались кости, излечивались легкие и мышцы. Даже печень, которая пострадала от не очень здорового образа жизни разбойников. Сейчас Лламириль на это не потратила и крупицы силы. Виара не могла о таком и мечтать.
— Виара, как ты? — это было первое, что спросил Робб. — Как ты себя чувствуешь. Ты… изменилась.
Смешной человечек. Она велика и могущественна, а он беспокоится, как она себя чувствует.
— Робб!
Какая-то женщина бросилась к Роббу и с рыданиями обняла его. А он похлопывал её по спине и молчал. У женщины был большой живот. Неужели она, Лламириль, будет выглядеть так же нелепо, когда будет носить Избавителя? Какое странное чувство.
— Ришка! — крикнул неотёсанный разбойник. И почему они все орут? — Знай своё место.
— Её место в семье, — ответил Робб тем тоном, который не обещал ничего хорошего. — А ты ей не семья, бурундов ублюдок.
— Она моя жена! И будет делать то, что я скажу!
И правда, между этими двумя была связь, опороченная, несчастливая, но крепкая. Крепкая для других, но не для Лламириль.
— Больше нет. Я разорвала ваш союз, — равнодушно проговорила она, и в голосе её звучал шум волшебного леса и звон ручьев.