После листопада меня перестало тянуть в лес, словно боялся взглянуть на то, что там произошло. Себе это состояние объяснял тем, что все в лесу знакомо, и он, ободранный ветрами и опустошенный, не хранит для меня неожиданностей. А перед октябрьскими праздниками вдруг заныло под ложечкой. Не спится. Метнулся к окну — небо в звездах. Покрутился на кровати — нет, не идет сон. Встал, собрался тихо от домашних и вышел.
На улице пустынно. Луна над зубчатой горой придает ландшафту неестественный вид, и все кругом кажется зачарованным неведомой силой.
Мой путь все вверх и вверх. Внизу город в огнях, словно тлеющий костер, и над ним — полоска робкой зари. Подмороженный лист шумит под ногами, словно идешь по жестяной крыше, — и зверь и птица уходят до того, как успеешь заметить.
На обратном пути развел у речушки костер и растянулся, ощущая приятную истому здоровой усталости. Смотрю на небо, на легкие облака, на ветки березы, под которой лежу, на неровный ее ствол. По стволу — трутовики козырьками. Представляю, как все тело дерева пронизано грибными корнями-нитями и что они вытягивают соки, иссушают и разрушают ствол, что береза смертельно больна, и помочь ей невозможно. Экая масса нахлебников выросла, думаю с досадой, — задавят. Замечаю вдруг: один из козырьков пронизан тонкой веточкой. Ага, думаю, и тебе досталось. Вырубил гриб с веткой, повертел, положил в рюкзак и принес домой. Долго думал: как могла ветка прорасти через гриб? Попробовал проколоть его спичкой — спичка ломается. Поковырял гвоздем — поддается, но плохо; шило идет.
И лежит с тех пор трутовик с веточкой на книжной полке напоминанием о лесных загадках и укором: не думай, что много знаешь, ходи в лес.
ПРО МЫШОНКА
Дед Василий обтоптал снег вокруг пня и сел на него. Не спеша достал из сумки термос с чаем, бутерброды развернул и принялся обедать. По одну сторону пня лежала куча метелок, по другую — куча березовых виц. Дед грелся горячим чаем и прикидывал в уме, сколько еще сумеет связать метелок до сумерек.
Он любил лесную работу и с наступлением зимы вязал метелки. Город большой, сколько ни заготовь — все мало. Поэтому дед Василий не очень-то был склонен рассиживаться на пне. Да и мороз, надо сказать, морозил отлично. Брови, ресницы и усы стали белыми и пушистыми.
Дед заметил вдруг, будто мелькнуло что-то темное на снегу. Посмотрел — ничего. «Поблазнило», — подумал, но тут опять мелькнуло.
— Ах ты, негодная тварь, — улыбнулся старик, заметив мышонка.
Мышонок был чуть больше майского жука.
— Лисы-то тут на тебя нет. Небось, беда как люта теперь, попадись-ка ты ей на зуб.
Мышонок, почуяв, что обнаружен, нырнул в снег. Да, видно, очень вкусно пахла крошка сыра — не выдержал, вылез. Как ни мал мышонок, а и ему туго приходится в трескучий мороз. Не вдруг найдешь, чем поживиться. Корешок разве какой, так с мерзлого-то немного проку.
Дед стряхнул крошки к пеньку и опять давай топориком постукивать. А мышонок только и ждал этого, все крошки подобрал. Нашел под снегом ход и побежал домой. Вой голодной лисой, вьюга, хоть всю ночь, передувай, метель, звериные тропки, стреляй, мороз, — мышонку нет горя — сыт!
На другой день лишь дед Василий тряхнул сумкой — мышонок как тут и был.
— Ах, это ты? Ну, здравствуй! Да извини, сыру нет, а если колбасой не побрезгуешь, то изволь.
Мышонок взял ее в передние лапки, сел на задние — и ну уписывать.
— Нравится? А я уж, было, затужил: а ну-ка, думаю, не по вкусу придется, что делать? А ты, гляжу, парень свойский.
Через неделю старик с мышонком стали большими приятелями. Если дед медлил с угощением, мышонок нетерпеливо совался носом в валенок, дескать, зачем откладывать хорошее дело?
А еще через несколько дней так освоился, что стал по валенку взбираться на колени и там подбирать крошки.
— Ах ты, вражонок, — ворчал старик, — вот ужо я тебя лисе стравлю, станешь озоровать.
Так и холода пережили, весна наступила. Пережидал половодье дед дома и тосковал. Рассказывал бабке про свои дела и про мышонка тоже.
— И-и, — качала старуха седой головой, — ребенок ты, хоть и жизнь прожил, да нешто их жалеют, мышонков-то?
Дед не спорил, а, как только сошла большая вода, в лес дал деру. Пришел на свою делянку — голо кругом, подснежники кое-где старый лист пронизали, к свету таращатся. Посидел на пне дед, подождал мышонка — нет. Поглядел кругом, да разве увидишь. Лес большой, а мышонок маленький.
