…Заяц тихохонько, бочком, пришлепал к глухарю, тот растопорщился, напыжился — и на зайца. Косой легонько отпрыгнул, остановился и, как только глухарь повернулся, опять к нему похромал, и опять бочком, словно бы поддразнивая. Так продолжалось несколько раз, пока под моей ногой, онемевшей от напряжения, не хрустнула ветка. Заяц метнулся в сторону, а глухарь взлетел, заслоняясь густым ельником.
У моей сестренки был день рождения. Я встал пораньше и пошел в лес за ландышами, чтобы вернуться до ее пробуждения. Собираю, аккуратно выдергиваю стебельки с крохотными белыми колокольцами. Рядом оказался намыв песка от весеннего паводка. Вдруг на этот песок выскочили один за другим два зайчонка. Один старался догнать другого, а тот увертывался. Вдруг, круто повернувшись, он кувыркнулся на спину и стал отбиваться от преследователя лапками. Тот перепрыгнул через приятеля, припал и прижал ушки. Как только поверженный встал, роли поменялись, и первый зайчик пустился наутек.
На песочной площадке, величиной с теннисный стол, зайчата прыгали друг через дружку, валялись, вскакивали и, отряхнувшись, снова принимались бегать взапуски.
Я побоялся, что сестренка проснется раньше, чем вернусь, и осторожно отошел, оставив шалунов наедине.
Ночью прошел дождь. А когда из-за гор показалось солнце, капли на ветках вспыхнули разноцветными огоньками.
Я сел на полуистлевший, обомшелый ствол давным-давно поваленного бурей дерева. По моим расчетам, где-то здесь должен был быть выводок рябчиков.
Тишина. Густой ельник весь в лохмотьях серых лишайников. Редкая трава пожухла и свалялась. Под ногой зеленые мхи и белые лишайники в солнечных пятнах похожи на шкуру нерпы.
Поманил — не отзываются рябчики.
И вдруг будто солнце раздробилось мелкими искрами в вершине полусухой березы. Присмотрелся: две белки, распушив хвосты, словно насквозь пронизанные лучами и едва видимые, устроили карусель.
В парках часто можно видеть, как белки гоняются друг за дружкой по спирали вокруг дерева и так увлекаются, что иногда к ним можно подойти очень близко. В лесу они осторожнее. Эти гонялись с такой скоростью, что на фоне восходящего солнца я видел только радужные росчерки, и был так удивлен, что забыл, зачем тут нахожусь.
Прошло минуты две, солнце поднялось чуть выше, и белки успокоились. Я подумал: может, увидел ритуальный танец в честь солнца, давно забытый людьми.
Сижу на высокой скале. Внизу еловый лес, а за ним густой осинник на старой вырубке. Этот мелкий осинник совершенно непроходим для человека. Лосиха его рассекает, как лодка. Сзади, положив голову ей на спину, идет лосенок.
В середине осинника площадка, отчего-то незаросшая. Лосиха правит к этой площадке, видно, не первый раз.
Вышла, стоит, ушами водит — ловит шорохи. Теленок не выдерживает, начинает жеваться, толкать мать, тереться об нее мордочкой. Лосиха сердито мотает головой, но это действует на малыша недолго. Он лижется, подтыкает мать, взбрыкивает. Лосенок, наверное, думает, что под защитой такой большой лосихи ему бояться решительно нечего в этом мире.
Но вот она поддается настроению малыша — трясет головой, как бы пугает его. Тот понимает и принимает игру совершенно счастливый.
В степи, вероятно, надо родиться, чтобы не замечать удручающего однообразия ее или находить в нем то, что недоступно случайному вниманию.
Снежная равнина. Неверный полет сороки словно тащит ее неведомо куда против воли над островками утонувших в снегу берез.
Накатанная дорога уходит мимо столбов за горизонт. Но и там, на самом горизонте, не за что зацепиться глазу. Сколько ни иди, все одно и то же. Один убогий вид сменяется другим, еще более убогим. И так час, два и три. Необъятность начинает мало-помалу угнетать, появляется чувство затерянности и щемящей тоски. Короткий зимний день кажется невыносимо длинен.
Вдруг из-за полузанесенной снегом скирды соломы вывернула лиса. Сунула нос в снег, фыркнула, повертела головой, склонила ее набок. Изогнулась дугой в прыжке — из снега только хвост. Вынырнула — в пасти мышь. И ну забавляться ею — совсем как домашняя кошка: то отпустит и поощрит ее лапой бежать, то поймает и подкинет затем, чтобы схватить прежде, чем добыча скроется в снегу.