— Дина Борисовна, давайте! Тут есть исторические места?
— Конечно. Все места исторические.
— Ну да.
— Как это? Выходит, и платформа историческая?
— И платформа.
— А мы?
— А я? — спросил Косминский.
— И ты тоже. Может, через пятьдесят лет экскурсоводы в музее будут говорить про твой мешок: «Вот с этим мешком Сева Косминский ходил на лыжах».
— Да он не ходит никогда.
— Это он случайно.
— Слышишь, Косминский, ты теперь береги свой мешок.
— Не запачкай.
— Давай я тебе почищу, — неудобно такой грязный в музей.
— Поехали! Поехали скорее! — закричали впереди.
В лесу что-то тихо сыпалось с веток, и вдоль лыжни росли кусты, густо забитые снегом. Время от времени попадались флажки и разноцветные стрелки на деревьях, а один раз пробежал лыжник № 136, запыхавшийся и такой краснощекий, будто его только что волочили лицом по сугробам. Дина Борисовна часто отходила в сторону, пропуская мимо себя весь класс, потом снова обгоняла, быстро, как на коньках, и по дороге давала советы насчет дыхания и всего остального.
— Дыши, дыши сильнее, — говорила она. — Не гнись.
— Работай палками. Да нет, вот ты упираешься, а лучше наоборот — отталкиваться.
— Толя, ты почему без шапки?
— А я назло, — сказал Толян.
— Он все назло делает, — сказал Косминский. — Он и по льду бегает и простужается нарочно — я его знаю.
— Что ты знаешь? Когда я простужался? Я уж три года не простужался.
— Вы не бойтесь, он не простудится, — сказал Глеб. — Он закаленный.
— Закаленный, как пирожок соленый, — ответила Дина Борисовна и быстро уехала вперед.
— Подумаешь — обогнала и воображает, — сказал Толян. — Если б не ты, я бы сейчас показал класс. Болтаешься тут под ногами.
— Ну да, показал бы ты, — ответил Глеб. — У нее, наверно, первый разряд по лыжам — вон она как шпарит. За ней и Федька бы не угнался, не то что ты.
Ему почему-то очень нравилось, что Дина Борисовна так здорово ходит на лыжах, и все это видят.
Лес кончился на берегу замерзшей реки. Берег был высокий, и с него далеко, до самого горизонта виднелись интересные исторические места с черными домиками, полями, с высоковольтными арками и маленькими автобусами на шоссе, а над всем по небу тянулись следы двух самолетов, которые будто бы долго гнались друг за другом и вдруг оба одновременно остановились.
— Вперед! Скорей! — закричал Басманцев и бросился вниз; и за ним все ребята, и девочки, и Дина Борисовна, по крутому обрыву, между пеньками и ямами, падая, сталкиваясь и крича: «Скорей! Скорей!» — словно они боялись, что им не хватит времени объехать все интересное.
— За мной! За мной! — кричал Косминский. Но за ним уже никого не было.
«И за мной, — подумал Глеб. — Хоть бы кто-нибудь за мной! Семенова, например… Пусть это будет Семенова».
Вдруг он увидел, как Дина Борисовна впереди него странно подпрыгнула, взмахнула руками и исчезла в яме под снегом.
— Стой, на помощь! — закричал он, тормозя и цепляясь за снег руками. Еще несколько ребят остановились рядом с ним, оглядываясь и ища, кого нужно спасать, но Дина Борисовна уже поднялась сама. Она смотрела себе под ноги и с недоумением шарила в яме, запуская руки по самую шею, доставала оттуда обломки своих лыж, кусочки палок и зачем-то аккуратно складывала их рядом с собой в виде колодца. Потом потерла ушибленное плечо и покачала головой от боли, будто удивляясь.
— Ну как же это… Не понимаю… За что я зацепилась? — говорила она.
— Растяпы! — закричал, карабкаясь снизу, Басманцев. — Не могли предупредить, не уберегли! Я же видел эту яму, я вас предупреждал.
Ребята подъезжали и останавливались около Дины Борисовны, молча и с уважением рассматривая красивые обломки финских лыж.
— Вот это да, — прошептал кто-то.
— Что же мы теперь? Неужели домой? — спросил Свиристелкин.
— Вот и покатались.
— Нет-нет, мы что-нибудь придумаем, — сказала Дина Борисовна. — Сейчас придумаем.
— Смотрите! — воскликнул Глеб, указывая вниз. — Девчонки на лыжах. Айда, отнимем!
— Айда, айда! — загалдели все, и несколько человек побежали к неизвестным девчонкам.
— Стойте! Сейчас же вернитесь! — закричала Дина Борисовна. — Как вам не стыдно — это же такая подлость. Идите сюда; сейчас мы найдем выход, что-нибудь придумаем. Какие нашлись грабители!
Грабители вернулись, и некоторое время все молчали, в нетерпении оглядываясь на деревья и арки там внизу.
— Дина Борисовна, — сказал Басманцев. — Вот Косминский больше не хочет. Он вам отдаст свои лыжи, и мы поедем.
— Это правда? — спросила Дина Борисовна. — Ты действительно больше не хочешь?
Косминский молча вышел вперед, нагнулся к креплениям, и было слышно, как застучали шахматы, пересыпаясь в его мешке.
— Ну нет, — сказала Дина Борисовна, — перестань. Я вижу, что тебе совсем еще не надоело кататься.
Косминский молчал.
— Да он правда не хочет! — крикнул кто-то.
— Он и ездить-то не умеет!
— Давай снимай!
— Он лучше дома на рояле поиграет.
— Слышишь, Косминский!
— Снимай, кому говорят!
— Сейчас же перестаньте! — воскликнула Дина Борисовна. — Вы такие!.. Такие чужие — я больше с вами не могу. И все будто для меня, чтобы мне помочь… Как вам не стыдно. Катайтесь теперь сами, делайте, что хотите, только чтобы не для меня.
И она быстро пошла обратно в сторону станции, словно убегала, боясь, что ребята действительно сделают для нее что-нибудь такое — ограбят кого-то или начнут перочинными ножиками пилить сосну и вырезать ей новые лыжи, а она не сможет им помешать.
— Ну что, Косминский, — сказал Толян, — видишь, что ты наделал.
— Добился своего.
— Эх ты!
И тут Косминский не выдержал и заплакал.
ФОКУСЫ, В ПИСЬМА И СИЛИКАТЫ
В антракте Сенька и Глеб купили стаканчик мороженого и по очереди ковыряли в нем деревянными палочками, долго высматривая, откуда вкуснее ковырнуть. Рядом с Сенькой сидел человек с газетами в карманах пальто. Он быстро читал их, оттягивая пальцами щеку, и косился на мороженое, — видно, ему тоже захотелось. Щеку он мог оттянуть так далеко, что Глебу иногда делалось страшно и он отворачивался, а Сенька даже не вытерпел и тихо попросил:
— Дядя, не нужно больше.
— А? — сказал человек. — Ладно, больше не буду.
Во втором отделении были одни фокусы — выступал знаменитый иллюзионист. Он вышел на середину, взмахнул на три стороны руками, а за ним в свете прожекторов появился небольшой слон с холодильником на спине. К слону приставили лесенку, и по ней из холодильника вышли на арену восемь карликов, пять обезьянок, два зайца, петух, кошка и собака и три женщины — две очень красивые, а одна не очень. Все захлопали, и Сенька тоже, а человек с газетами заглянул ему в лицо и удивленно пожал плечами. И дальше, какой бы номер ни показывали, он все откидывался, закрывая глаза рукой, и бормотал про себя:
— Что он там делает, что он делает! Нет, это невозможно, я этого не вынесу.
Наверно, он очень хорошо видел, как делаются все эти фокусы, и не мог понять, что другим ничего не заметно, — ужасно переживал и со страхом заглядывал в лица, будто ждал, что вот-вот все тоже увидят и возмутятся.
— Дядя, — сказал Сенька, — что вы за меня хватаетесь? Вы лучше не хватайтесь, а расскажите, как он делает.
— Да неужели ты не видишь?! Ну, смотри на его ногу, видишь, как он ее держит. А теперь — раз! — видал? Ну что, понял теперь?
— Нет, — сказал Сенька.
— Как же ты смотришь? Неужели никто ничего не видит!.. Вот он показывает целое стекло, а сейчас раз — и задвинет. Ну, теперь-то понял?
— Нет, все равно не понял, — сказал Сенька.
И никто кругом не понял, — всем было очень интересно. Глеб даже слышал, как один мальчик, уже выходя из цирка, сказал:
— Мама, как хорошо, что я родился.
Институтский коридор был увешан сатирическими газетами. На одной были нарисованы колхозники, которые рядами маршировали за плакатом с надписью: «Поможем студентам сдать экзамены» Дина Борисовна прошла мимо газет, поглядывая на ходу, нет ли чего-нибудь новенького, и спустилась по лестнице к дверям «Лаборатории силикатов». За этими дверями стояло множество специальных шкафов, похожих на буфеты, а около одного из них сидел бородатый студент и сильно растирал в каменной ступке, наверно, эти самые силикаты.