— Будто вся природа здесь выстроилась, — задумчиво говорит Валерик. — А дирижером над ней… человек.
— Погоняйте, дядько Нестор, вот так в Кринички! — .весело кричит Данько земляку.
— Есть такая думка, — приветливо отвечает Цымбал с арбы. — Всех поведу своим Степанам на хозяйство…
А с далеких пастбищ скачут все новые и новые жители степи, привычно присоединяясь к процессии Цымбала…
Как-то под вечер ребята шли со Светланой по парку вдоль вольеров.
— Глянь, ведь это она! — толкнул вдруг Данько Валерика, указывая на девочку, которая возилась в вольере среди цесарок. — Это ж та, что сомлела тогда над шерстью… Эй, ты! — крикнул Данько сквозь сетку юной цесарнице. — Это ты сомлела тогда в сараях?
Девочка, обернувшись на оклик, вдруг радостно засветилась, и даже тонкий румянец проступил у нее на щечках. Пораженная встречей, стояла с ведерком среди цесарок и молчала, не зная, что сказать.
— А я вас не раз видела… в церкви, — наконец промолвила она. — Я вас и в этих костюмчиках сразу узнала…
— Это всем нам, хористам, такую форму выдают, — объяснил Данько, небрежно посмотрев на свой мундир, на котором уже не хватало нескольких пуговиц. — Слушай, как тебя…
— Наталка..
— Слушай, Наталка, ты теперь возле цесарок?..
— Ну да…
— Глянь, а они тебя знают!..
— Они ее любят, — вмешалась в разговор Светлана. — Правда ж, они тебя любят?
— И я их люблю, — улыбнулась девочка и смущенно потупилась.
— А меня ты знаешь? — прижавшись к металлической сетке, спросила Светлана.
— И тебя знаю, — ответила цесарница. — Ты Мурашкова Светлана… Твой отец хотел Днепро самосильно в степь повернуть, — добавила она учтиво.
— А я тебя впервые вижу Ты с кем ходишь играть?
— Я ни с кем не играю, — снова смутилась девочка. — Мне… некогда.
— Ну, тогда я к тебе буду приходить играть!
— Ладно… приходите…
Данько уже собрался было с форсом, по-взрослому, закурить перед Наталкой, когда девочка вдруг испуганно засуетилась, издали заметив на дорожке Сердюков, которые шли, как на прогулке, заложив руки за спину.
— Удирайте скорей, — зашептала Наталка, — потому что эти как пристанут!.. Надеются, что станет паныч их зятем, и на всех тут уже покрикивают, будто на своих наймитов!..
Со времени первой стычки возле колодца Данько считал себя в состоянии войны с односельчанами и не упускал случая, чтоб при встрече как-нибудь не поддеть их. Его так и подмывало хоть на расстоянии подергать земляков за их подстриженные, гребешками расчесанные бороды. Сейчас он тоже не замедлил задеть Сердюков.
— Эй вы, паны — на двоих одни штаны! — задиристо приветствовал он земляков, отскочив от вольера на дорожку. — С Фальцфейнами хотите породниться? Асканию получить? Где еще теленок, а они уже с дубиной!..
— Подожди, Яресько, — лениво грозили издали Сердюки, даже не пытаясь погнаться за парнем (в последнее время они заметно располнели и отяжелели). — Думаешь, мы не видели, что ты у батюшки за спиной вытворял? Вот мы на тебя регенту заявим, он тебе накадит… Он у тебя на голове побьет свой камердон…
— Напугали! Барышники! — хохотал Данько, отступая с Валериком и Светланой все дальше к выходу. Так Сердюки незаметно и вытеснили их из парка.
— Ох, и жаднюги ж, — засмеялся Данько, когда все трое очутились на Внешних прудах. — Племянницу живьем продают, лишь бы только в богачи выбиться…
— Неужели они все это могут заграбастать? — помрачнела Светлана. — Парки, пруды, степи, таборы… Зачем столько добра в одни руки?
— Если по справедливости, — задумался Валерик, — то никому одному не должно все это принадлежать… Ни Фальцфейнам, ни им…
— А кому?
Вечером они сидели у костра, который землекопы развели в котловане только что вырытого пруда (артель землекопов здесь и ночевала), и слушали беседу, которую вел с рабочими водяной механик Привалов. Мальчики в свободных позах лежали около огня, а Светлана устроилась возле механика, как любила сидеть возле отца. Речь шла об асканийских парках. Землекопов интересовало, кто их первый насадил, кто сумел их выпестовать в открытой степи.
— Слыхал я, панок один рассказывал, будто приезжий немчик все это затеял, — говорил, попыхивая цыгаркой, бородатый землекоп в расстегнутой холщовой рубашке.
— Сомневаюсь, — спокойно отвечал механик, задумчиво поглаживая Светлану по голове. — Оч-чень сомневаюсь!.. Какой же немчик мог поднять среди вековой степи такой могучий лесной массив? Лопнули бы на нем подтяжки, но не поднял бы.