— Ты чего? — с вызовом обратился к парню Данько.
Густо загоревшее, по-девичьи красивое лицо незнакомца дрогнуло в горьковатой усмешке.
— А что?
— Чего смотришь, спрашиваю?
— Глаза есть, вот и смотрю.
— Может, выиграть охота?.. Так иди, играй, там никому не запрещается.
— Играл уже я… раньше тебя, — снова горько усмехнулся парнишка.
Это заинтересовало Данька.
— Проигрался?
— Невезучий я… Да здесь и редко кому везет… Ты вот один, пожалуй, счастливый объявился на всю Каховку… Дважды подряд…
— У меня рука легкая, — уверенно пояснил Данько. — Я бы еще играл, да побоялся, не дали… За шиворот — и на солнышко! — засмеялся он счастливо.
— Это они тебя пожалели… А я трижды подряд прогорел. Зарекся — больше не играю.
Ребята помолчали.
— Что у тебя за кокарда? — ближе подошел к собеседнику Данько.
— Я в земской сельскохозяйственной школе учился… Двенадцать верст отсюда по Мелитопольскому тракту.
— Закончил уже?
— Не закончил, а так… Наладили меня… Должны были выпустить агрономом, да передумали: агрономишкой выпустили. Наниматься пришел.
— За что же тебя?
— Да ну его, — махнул рукой агрономишка, — долго рассказывать…
Данько вдруг пожалел ровесника.
— Слушай, давай пообедаем! Может, я и твои деньги выиграл… Знаешь, где здесь борщи продают?
— Как не знать… Можем пойти, покажу.
Вскоре ребята, пробившись сквозь толпу, очутились на широком песчаном пустыре, где под открытым небом кипели подвешенные на треногах котлы, а рядом, под кустами, раскинулись самые дешевые батрацкие ресторации в виде узеньких засаленных столиков, за которыми обедал непритязательный ярмарочный люд. Те, кому не хватало мест за столиками, а таких было большинство, устраивались с мисками прямо на песке, не отходя далеко от котлов.
Как вкусно здесь пахло! Какие борщи кипели, танцевали над кострами, стекая наваристыми красными потеками по котлам! Дородные торговки похаживали возле них с половниками, словно казаки с пиками. Слонялись поблизости и собаки, бездомные, ласковые, тихие, те, что смотрят на каждого заискивающе, не бросаются со злым урчанием, как хуторские цепные… Все тут нравилось Даньку. Стоял, втягивая широкими ноздрями запах вкусной поджарки, глотая то и дело набегавшую голодную слюну.
— Здесь у них на выбор, — объяснил Даньку его новый знакомый. — Можно заказывать или порцию, или «от пуза». Порция стоит три копейки…
— А «от пуза»?
— Это — гривенник.
Данько решил есть «от пуза».
Получив плату вперед, тетка налила ребятам по полной миске, дала по доброму ломтю паляницы. Присев неподалеку под чахлым кустом ивняка, зажав миски между колен, ребята дружно принялись уплетать.
Данько хлебал так, что и за уши его не оттянуть: соскучился по горячей пище. Новый приятель Данька вначале залюбовался, глядя, как тот артистически работает: откусит паляницу, взглянет на кусок (большой ли еще?) и пойдет молотить с прихлебом, прищелкивая языком, раздувая ноздри, энергично двигая крепкими челюстями. Проглотит хлеб, опять откусит и опять покосится на кусок — много ли осталось. Не часто, верно, видит этот полтавчанин кусок паляницы в руках…
Но и сам новый товарищ Данька не очень отставал. Даром что дует в ложку каждый раз, а уже выхлебал миску до половины… Непривередливые попались торговкам едоки. Муху заметят — выплеснут. Песок трещит на зубах — пусть, за поджарку сойдет!.. Еще бы не трещать: ветер гуляет над пустырем, крутит в воздухе песок и ярмарочный мусор, заносит в миски и торговкам в котлы, чтоб больше было.
Опьянел от еды Данько. Сидел, и даже покачивало, его. Должен был отдохнуть, прежде чем браться за добавку… Может, и довольно уже, но ведь заказал «от пуза»!
Вспотели оба, жарко. А оттого, что кухарки подкладывали поблизости под котлы камыш, становилось еще жарче.
Утолив первый голод, ребята разговорились. Хрупкий агрономишка, расстегнув тужурку и отказавшись от добавки, неторопливо рассказывал о себе. Зовут его Валерик, фамилия Задонцев. Родом он из Гурьевки, из приморского рыбацкого поселка, который, между прочим, славится тем, что из него вышло много первоклассных матросов и капитанов для Черноморского флота. Во всех портах мира знают гурьевских капитанов.
Очень туманно Помнит Валерик своих родителей… Мать его была дочерью отставного боцмана, выучилась в городе на фельдшерицу и, приехав в Гурьевку работать, вышла там замуж за простого рыбака. Работая фельдшерицей, она в свободное время помогала мужу, нередко даже выходила с ним на баркасе в море, далеко за Тендру… Валерик был еще совсем маленьким, когда над их краем пронеслась черная буря страшной силы. Много гурьевцев погибло тогда в море. Погибли и родители Валерика.