Такие разговоры слышались повсюду. По ним можно было определить классовую физиономию ожидающих. Девушки, стоявшие возле меня, совсем изнемогали.
- Ираида, - говорила младшая из них, - ты виновница всех этих бедствий. Зачем мне было ехать сюда. Еще в школе, когда мы проходили историю этой страны, мне становилось не по себе.
- Потерпи немного, - успокаивала другая. - Кроме холода тут ничего страшного нет. Здесь царская колония. Самый ничтожный царский подданный чувствует себя тут властелином. Для них слабый русский выше самого всемогущего бога...
- Тише! - сердито прервала ее младшая. - Не говори по-русски. Колониальное население не терпит представителей господствующих наций, а к русским на Востоке питают особую ненависть. Ты забыла, где мы находимся?
- Где же мы находимся? - спросила старшая.
- Там, где царские агенты, царские ставленники сняли с населения последнюю рубаху!
- Знаю, знаю! Но нам нечего опасаться. На Востоке, особенно иранцы, относятся к белокурым иностранкам с большим уважением.
- Тем хуже для нас. Видишь, они готовы съесть нас глазами. Сумеем ли еще вырваться из рук этих развратных купцов?..
Старшая из девушек перестала возражать; готовая расплакаться, она вся дрожала, с мольбой в глазах озираясь по сторонам.
Молодая девушка прекратила свои упреки и стала успокаивать свою подругу:
- Ну, чего ты расстроилась, милая? Упущенного не вернешь. Посмотрим, что нам даст будущее!
Автомобиля все не было. Ожидающие окончательно потеряли надежду.
Тут были и фаэтоны, возившие пассажиров в Тавриз. Девушки подошли к одному из них, но купцы вмиг обступили его, спеша занять в нем место, чтобы поехать в компании девушек. Взволнованные этим преследованием, девушки отошли в сторону и снова прижались к стене.
Дождь, холод, ледяные вздохи, разгоряченные страсти, классовая вражда, полные ненависти, злобы и мести продолжали господствовать над толпой.
А Аракс безучастно нес свои воды к узким ущельям горной цепи "Кемтал".
Не зная, что делать, девушки растерянно поглядывали то в одну, то в другую сторону.
Но куда бы они ни поворачивались, жадные до женской ласки купцы начинали тотчас же оправлять себя, чтобы привлечь их внимание. Девушки же в отчаянии искали средств, как бы избавиться от них.
- Баришна, едим, - беспрестанно твердили фаэтонщики и купцы.
С одной стороны атака обнаглевших купцов, с другой - вести о беспорядках в пути приводили девушек в отчаянье; подобно людям, потерявшим последнюю надежду, они со слезами на глазах смотрели на каждого.
Наконец, младшая девушка решилась обратиться ко мне:
- Скажите, пожалуйста, не опасно ли двум девушкам одним ехать в Тавриз на фаэтоне?
Что я мог ей ответить?
- Бывает, что едут. Это зависит от пассажиров. По-моему, ехать одним не следует.
- Почему революционеры не устранят беспорядков на дорогах? - продолжали разговор девушки.
- Революция еще не всюду победила. Чтобы уничтожить ханов, живущих недалеко от этой дороги, нужно много времени.
Не получив от меня утешительного ответа, девушки переглянулись и умолкли.
Младшая девушка прервала молчание:
- А здесь есть гостиница, где бы можно было переночевать?
- Нет, гостиницы тут нет.
- А где остановятся все эти люди?
- Кто в чайных, кто у знакомых купцов, или у чиновников.
- А где же ночуют женщины? Неужели мужчины и женщины ночуют в одной комнате?
- Нет, когда бывают женщины, то в чайной протягивают занавес.
Опять наступило молчание.
Дождь перестал. Лужицы, образовавшиеся от дождя, стали примерзать, как растопленное сало.
Захватив свои чемоданы, хурджины, постели, пассажиры стали расходиться кто куда.
Мальчишки из чайных шмыгали среди пассажиров и, выкрикивая: "есть хорошая комната для ночлега", вырывали у них чемоданы.
- Зачем мальчишки насильно вырывают у пассажиров чемоданы? - спросил я своего соседа иранца.
- Это мальчишки из чайных, - объяснил он. - Если они не приведут гостей, то хозяин их выгонит.
В этот момент двое из мальчишек бросились к вещам девушек, но те, крепко ухватившись за чемоданы, не отдавали их.
Пришлось вмешаться мне, чтобы мальчишки оставили девушек в покое.
Толпа редела. Каждый из уходящих считал своим долгом приглашать с собой девушек:
- Гонак пайдем*!
______________ * Пойдем в гости!
- Самной пайдом*!
______________ * Со мной пойдем!
- Он вереш. Отак нет, маним ест...*
______________ * Он врет. У него нет комнаты. У меня есть.
Один из местных купцов, думая, что я знаком с девушками, подошел ко мне.
- Не осчастливите ли вы мой дом, пожаловав вместе с вашими дорогими знакомыми?
- Они мне не знакомы, - ответил я.
Купец тотчас же отошел от меня.
Все уже разошлись, кто в чайную, а кто к знакомым. У стены оставались лишь я да две продрогшие девушки.
Некоторые из купцов все еще поджидали за углом, чтобы проследить, куда пойдут девушки.
Я собрался идти к почтово-телеграфному начальнику, но положение беспомощных девушек беспокоило меня. Им нужно было отдохнуть, где-то переночевать, а в Иранской Джульфе для этого не было подходящего места.
Местечко было фактически без власти; революционеры, еще не вошли в него, а правительство уже покинуло его. Тут господствовали агенты российскоподданных Мамедовых из Ганджи - Кербалай Гусейн с братьями Таги и Мешади-Багиром. Вся местная власть находилась в руках этих трех братьев. Они-то и представляли самую большую опасность для девушек, так как переходившие границу женщины обычно вынуждены бывали первую ночь провести у них. Распространившиеся сегодня слухи о крестьянском восстании и приезд из Тавриза Гаджи-Джавада и Ага-Ризы, очевидно, помешали им выслать на станцию своих людей за приезжими женщинами.
Младшая девушка еще раз обратилась ко мне с просьбой:
- Пожалуйста, не можете ли вы помочь нам вернуться обратно на русскую территорию?
- Нет, это невозможно, - ответил я. - Мост и таможня уже закрыты.
Начальник почты, пришедший за мною, уложил мой багаж в фаэтон.
- Поедем! - торопил он меня. - Опасность приближается. Хакверди не успокоится, пока не выкинет чего-нибудь. Он организовал крестьян селения Шуджа.
Не отвечая ему, я огляделся по сторонам. Никого уже не было. Захватив свои легкие чемоданы, девушки неуверенно шагали в западную часть Джульфы. Они не знали, куда идут, но люди шли на запад, и они, слившись с течением, шли к неведомой судьбе.
Толпа, к которой они пристали, состояла из восставших крестьян, которые шли осаждать дом, где остановились помещики.
Толпа увеличивалась, видны были и вооруженные.
- Хозяева Шуджи, Гергера и Джульфинской равнины приехали из Тавриза, говорил начальник почты. - Крестьяне восстали. Они прогнали из сел всех представителен помещиков и отказались платить им оброк.
Мы ехали, а впереди слышен был угрожающий гул.
Вдруг послышался выстрел, и немного спустя, мы увидели, как толпа, направлявшаяся на запад, вдруг побежала к востоку и югу.
- Крестьянское восстание не достигло цели! - промолвил начальник.
Все разбежались. Никого уже не было видно.
Опять дождь ледяной струей, напоминавшей распущенные волосы седой старушки, заливал примерзший песок.
Глава крестьянского восстания Хакверди лежал распростертый на мерзлой земле. Он был застрелен из браунинга двоюродным братом помещика ганджинцем Ага-Ризой.
Группа крестьян окружала труп. А помещики, сев в ожидавший их фаэтон, спешили к русской границе, так как крестьяне из Шуджи не оставили бы безнаказанной смерть Хакверди.
Мы проехали. Сгустившиеся сумерки не позволяли видеть даль. Окутанное черными тучами солнце, бросая последние лучи на плетущийся по равнине Шуджа караван верблюдов, медленно скрывалось за горной цепью. Суровый северный ветер, как острый штык царского солдата, вонзался в бока истощенных, усталых людей восставшей страны.