– Пойдём поближе, – прошептал Сатрэм и потянул Милолику за руку.
Её трясло, но она кивнула и пошла за ним к балюстраде.
На фоне бледного неба перемещались какие-то тёмно-серые точки. Мир праотцев – мрачный, хмурый, холодный, неприветливый – жил своей жизнью, но, вопреки всему, казался незыблемым, как сама планета.
– Этот ловушка, – прошептала Милолика, крепче схватив его за руку.
– И принцип её действия непонятен, – пробормотал он в ответ. – Там что-то есть…
Сатрэм потащил её к самому краю, поближе к Кольцу.
Они не знали, как поведёт себя силовое поле. Всё вокруг раскалилось. Неожиданно раздался оглушительный грохот. Их подбросило вверх, потом швырнуло в сторону, и сверху полетели огненные вспышки, бесформенные выплески странной серой субстанции, похожей на сгустки протоплазмы.
Сатрэма вдруг обожгло. Он не мог сказать где: рука, нога, лицо… Потелупрокатилась жгучая боль.
А потом наступил миг абсолютной тишины. Это был одновременно и короткий, и крайне долгий миг. Он увидел бескрайний багровый океан, бросающий на рифы гигантские волны… Свинцовую тучу, застилающую горизонт…
Потом видение исчезло, и он увидел, что все куда-то бегут.
Сыпалась бетонная крошка, летела удушливая пыль. Сатрэм ничего не мог понять, только вдруг почувствовал, что его опущенная вниз рука пуста.
И тело Милолики под обломками.
В отчаянии он ползал по полу, наугад хватал всё, что мог сдвинуть с места, пытаясь вытащить Милоику, но дом, как злобное насмешливое существо, выставлял напоказ бурые камни, обгоревшие стены.
Он почуял удушливый запах гниения и распада…
***
У вины ужасный привкус…
Он оставался во рту каждый раз после того, как проходил очередной приступ фатальной ярости, в порыве которой он желал себе самой изощрённой смерти. Он пережил множество стадий чувства вины, раскаяния, гнева. И каждая отправляла его всё ближе к перерождению.
Он страдал из-за невосполнимой потери, от постоянного самоистязания, стал озлобленным, агрессивным.
Поначалу Сатрэм не замечал перемен в себе. Но стал тяготиться обществом друзей, знакомых, старался их избегать. Вскоре оставил работу в университете. Уединение стало такой же потребностью, как утоление жажды и голода.
Он заперся в доме. Неясные тени и шорохи в ночи, поскрипывание стволов деревьев за окном… Порой он задавался вопросом: неужели где-то за пределами этой отрешённости существует реальность?
Сатрэм оказался выброшенным за пределы нормального существования. Вскоре стал понимать: во всём, что его окружает, появилось нечто необычайное. Всё изменилось.
Кем он был? Кем стал?
Пища питала тело, но духтребовал иных источников пополнения энергии. Требовал, но не находил. Этот дисбаланс изматывал. Он перестал есть, худел, слабел. Вскоре стал задумываться о смерти.
Через тримесяца после катастрофы возле Кольца он впервые испытал тридцатисекундную остановку сердца. Вскоре стали беспокоить странные ощущения между грудью и спиной: пустота внутри, потом сердце замирало, ионбудто взлетал, высоко и резко. А потом дикий неконтролируемый страх.
Однажды ему стало страшнокакникогда. Он слышал чьё-то дыхание, завывающее, подобно ветру в туннеле, отчаянные крики, мольбы о помощи, предсмертные стоны…
***
В один из тех ужасных дней, когда он, не находя себе места, бродил по городу, на пересечении Главной Магистрали и одной из её боковых веток он поймал пристальный взгляд человека, шедшего навстречу. Сатрэм отвык от внимания, и почувствовал себя неуютно. Человек явно хотел с ним поговорить.
Сначала Сатрэм решил свернуть, но потом заставил себя идти дальше. Когда они поравнялись, незнакомец протянул руку, жестом останавливая его.
– Сатрэм? – спросил он. – Не узнаёшь меня?
Сатрэм узнал коллегу из университета, но имени вспомнить не смог.
Потом они что-то пили в небольшом дешёвом ресторанчике на семнадцатом уровне. Сатрэм запомнил этот день, потому что это был последний день из тех, что связывали его с прежней жизнью, с Милоликой.
– Они совершенно вышли из-под контроля, – говорил коллега, имея в виду крепускулов. – Сомнений нет, их цель – тотальное господство!
Его глаза лихорадочно блестели.
– Только представь себе размах силы, которой обладают эти твари! – фанатично продолжал он. – Трансглюкация, деформация реальности, создание иллюзий – вот их неполный арсенал. Мы требуем от властей Актории искусственного регулирования популяции этих существ. Все, чего добивается наша организация – это право жить не прячась, ведь мы истинные хозяева Актории. Скажу тебе так: мир между людьми и крепускулами невозможен. Всё, чего добиваемся мы – возможность жить так, как того желают люди, истинные хозяева города.
– Кто это, «мы»? – перебил Сатрэм.
– Члены организации «Лига противодействия», – слегка понизив голос, но заявил коллега. – Власти не имеют права игнорировать нас! К нам присоединилась вся элита Актории.
– Нокакжебытьскатаморфами, людьми, подвергшимсявоздействиюкрепускулов, инезавершившимциклпревращения? –заметилСатрэм. –Имтрудно. Человеческоеобществобольшенепринимаетих. Какимбыть?
– А нападения катаморфов на горожан, грабежи и множество других преступлений? – парировал коллега. – Разве это не достаточные основания для того, чтобы считать их угрозой?
– Но...
– Сатрэм, – с горечью произнёс коллега. – Мы, учёные Актории, должны чувствовать свою ответственность за происходящее. Разве не наша вина в том, что мы, проповедуя так называемое «саморазвитие» и «самосовершенствование», тем самым повышали количество потенциальных катаморфов? Разве не наша вина в том, что мы использовали новые разработки, повышая мозговую активность? И когда явились крепускулы, эти огромные человекоподобные бесполые существа, тупые и невероятно сильные, они оказали на людей воздействие, подавляющее волю. Рождённые за пределами физического мира, они черпали ментальную энергию людей. Множась день ото дня, они словно раскидывали невидимые сети, в которые попадались легко внушаемые и управляемые люди, постепенно меняя этот город и его обитателей. Чтобы избежать столкновений с крепускулами, город поднимался на сваях всё выше и выше, но нижний город буквально кишит ими. Особенно возле Сен-Долор, вот уж настоящее логово! Надо было сразу предать его огню, но мы упустили время, и теперь нижний город кишит ими. А мы? Мы не способны даже контролировать появлениекатаморфов. Но выход есть. Тотальная проверка на потенциальную предрасположенность с самого рождения! Полное сканирование мозга с последующей блокировкой потенциальных способностей путём нейрокоррекции! Только это способно повысить безопасность!
– Но…
– Принятыенамимеры, - настаивал коллега. - Абсолютно адекватная реакция на инородные элементы, угрожающие всеобщей безопасности! Мы не имеем права отказываться от контроля. Ради человечества!
Прядь белёсых волос упала на его лицо, раскрасневшееся от возбуждения. Смахнув её резким движением головы и упершись локтями в стол, он посмотрел в лицо Сатрэму.
– Ты что, – с угрозой спросил он. – Предлагаешь терпеть эти нарывы на теле общества? Эти гнойники, которые в любой момент могут лопнуть и похоронить всех нас в зловонном хаосе?
Сатрэм слушал вполуха, потому что утратил интерес ко всему, что оставалось за пределами его нынешнего существования.
– …заметь, наблюдается чёткое разделение пространства, – брызгая слюной, продолжал коллега. – Нам совершенно очевидно, что Актория – это, своего рода, место отделения «зёрен» от «плевел». Ты понимаешь, что я имею в виду, Сатрэм? Ведь ясно же, что людей крепких, твёрдых в своих убеждениях не изменить.
– Да что ты знаешь об этом! – отвернувшись от непонимающего взгляда собеседника, прохрипел Сатрэм.
– Я знаю одно, – сказал коллега. – Если нам не удастся изменить положение дел сейчас, то потом от Актории останется гарь и пепел.