К крохотному полустанку подъехал серый микроавтобус. Водитель недовольно поморщился, увидев гору рюкзаков и снаряжения. Он ярко жестикулировал руками, но под аргументом в виде пятидесятирублевой купюры, уступил. Рюкзаки стали быстро исчезать в салоне. К крыше приросли длинные тюки и красная лодка, машина осторожно тронулась и, выпустив клубы белого дыма, покатила по дороге. Очень скоро она перешла в подъем, хотя из салона автомобиля казалось, будто дорога спускается, мотор сердито рычал и фыркался. Компанию, разместившуюся на рюкзаках, это нисколько не волновало. Появившееся в салоне пиво наполнило переезд увлекательной болтовней, и, казалось, что даже Кэп перестал беспокоиться.
Шум воды очень напоминает людской гвалт. Кажется, что тысячи голосов сплелись в гортанных стенаниях, будто связанные вместе человеческие тела, получали плеткой от Бурхана. Их ропот то взлетает страдальческим писком, то опускается до рычащих басов.
Вероника уже знала, что Бурхан – это бог погоды, который в ближайшие несколько дней будет милостив и благосклонен. Паша вылил в реку спирт и произнес какие-то заклинания. Он посетовал, что у него нет молока, которым по правилам и надо поить реку, и, возможно, Бурхан напьется и начнет дурить, но если такое случится, обещал его не похмелять.
– Хватит продукты переводить, – посетовал Доктор.
– Традиция! – отозвался Лари.
Он разводил спирт водой из реки, от чего тот казался зелено-голубым, а, может, он так выглядел из-за пластиковой бутыли, Вероника не поняла. Она ощущала себя в гостях, будто шесть человек тщательно готовились к ее приходу, а она надела шапку– невидимку и теперь наблюдает, как для нее наряжают елку, вешают гирлянды и накрывают на стол.
На стол действительно накрывали. Оля готовила то ли обед, то ли завтрак. Ей помогал Паша. Доктор перекладывал снаряжение. Кэп, Лари и студент колдовали с катамараном. У них что-то не выходило, и Лари громко кричал, отчаянно жестикулируя. Кэп часто подкручивал у виска, а Студент изображал домкрат и, если получал нагоняй, то только за свое непробиваемое безразличие.
Вероника чувствовала себя неловко. Она сидела на рюкзаке и наблюдала за Олиной стряпней, время от времени задавала глупый неуместный вопрос или предлагала свою помощь. Казалось, будто Оля издевалась. Между ней и Вероникой так и не установилось теплых отношений, и, устав от неловких пауз, Вероника решила пройтись. Она пошла вдоль реки, осматривая противоположный берег. В отличие от того, по которому шла девушка, берег был крутым, не имел пляжа, сразу из воды, круто поднимался вверх. На склонах росли одинокие ели, кривые карликовые березы и редкая поросль неизвестного кустарника. Вероника совершенно не думала о том, чтобы смотреть под ноги и очень скоро поскользнулась на мокром камне. Она дважды взмахнула руками, наклонилась вперед и, поняв, что устоять уже не сможет, выбросила ладони, группируясь перед падением. Правая рука проскочила между камней, зато левая нашла хорошую опору и смягчила падение. Коленка чавкнула в лужу, и, поднимаясь, Вероника стряхивала с джинсов мокрое пятно. Ей показалось, будто кусты впереди неестественно зашумели, словно их шевелил не ветер, а продиравшийся человек. Она стояла в ожидании, когда поняла, что на нее смотрят. На нее смотрели из-за спины, с того берега, и Вероника знала это совершенно точно. Она также знала, что если резко обернется, смотрящий отведет взгляд, и, скорее всего, ей не удастся его перехватить. Поэтому девушка с равнодушным видом нагнулась, подняла камень, и сильно размахнувшись, бросила его в воду. Нагибаясь в очередной раз, она скосила глаза, так что у нее заломило переносицу, но ничего не успела рассмотреть. Упражняясь в глупом разбрасывании камней и бегло осматривая противоположный берег, Вероника поняла, что левая щека теплее правой и солнце тут совсем не причем. Она осматривала левую часть сопки, когда два голубых стеклышка блеснули в тени кустарника.
Она так и застыла с занесенной для броска рукой, потому что тут же потеряла это место и сколько не всматривалась, так и не смогла снова его отыскать.
– Тьфу, – Вероника бросила до сих пор лежавший в ладони камень и, не оборачиваясь, пошла обратно.
Она, внимательно смотрела под ноги, и обратная дорога оказалась намного дольше. Когда Вероника подходила к лагерю, ее встретил недовольный Паша:
– Ты где была?
– Гуляла, – беззаботно ответила девушка.
– Больше так не делай.
– Почему?
– По кочану, – ответил Паша, не снимая маски раздражения. – Если захочешь погулять, бери кого-нибудь из парней. Захочешь в туалет – опять же, одна не ходи.
– Да что такое?
– Здесь медведей полно. Они, правда, уже не голодные и на людей не нападают, но все бывает в первый раз.
– Так, значит, это был медведь?!
Брезгливое выражение Паши, в миг сменилось испугом:
– Где?
– Там, – ответила Вероника, показывая на противоположный берег.
– А, там, – сказал он уже спокойно. – Ну, сейчас он не переберется. Слишком воды много.
– Что такое? – спросил подошедший Кэп.
– Вот, – нравоучительно сообщил Паша. – Москвичка с медведем познакомилась.
– И какой он?
– Не знаю, – ответила Вероника. – Я видела одни глаза.
– Как это, одни глаза? А остальное?
– Остальное спряталось. Да и далеко было.
– Так это не медведь, – улыбаясь, сказал Кэп. – Это черный каякер.
– Кто это? – Вероника уловила иронию в голосе Кэпа.
– Потом расскажу, – Кэп довольно потянулся и, оглянувшись к Ольге, спросил:
– Есть будем?
– Давно пора.
– Отлично, – Кэп сложил ладони рупором. – Народ! Жрать! Поллитрук, «здравствуй, речка».
Дважды повторять не пришлось. Расположившись возле догорающего костра, группа приступила к поглощению походной пищи, состоящей из сублимированного супа, для большей убедительности заправленного тушенкой и гречневой каши с соевым мясом, которое Вероника приняла за кальмаров.
– Душевно, душевно мне положи, – говорил Лари, подсовывая миску Оле.
– Поллитрук, налей мне так, чтобы я тебя об этом больше не просил. – Доктор обиженно заглядывал в кружку.
– Здравствуй, речка, – сказал Кэп.
– Здравствуй, речка, здравствуй, речка.
Последовало скупое чоканье, и на некоторое время над водой остались только звуки трущихся о дно ложек и шмыганье потеплевших от горячей пищи носов.
– Душевно, – сказал Кэп, опуская миску на камни.
– А как насчет чая? – спросил Доктор.
– Вон, – Оля показала на стоявший возле костра закрытый котелок.
– Кэп, будешь чай? – спросил Доктор.
– Нет, я кофе.
Кэп выглядел довольным, или, по меньшей мере, спокойным. Он с удовольствием закурил, развернул планшет и прижал кружкой непослушные листы.
– Можно, я задам вопрос? – сказала Вероника.
– Валяй, – разрешил Кэп.
– Зачем мы сюда приехали? То есть, я хотела спросить, почему именно сюда?
Кэп многозначительно затянулся:
– Сюда, говоришь?
– Ну, хватит, ребята, я правду хочу знать.
Кэп перевернул планшет и, отсоединив несколько распечатанных на принтере фотографий, протянул Веронике.
– Мы здесь, – он показал кончиком сигареты в середину фотографии. – Это наша речка. Вот здесь сошла лавина. Это далеко, километров двадцать – двадцать пять, но… Семьсот тысяч тонн снега спустились до высоты в две тысячи метров над уровнем моря и в такое жаркое лето, как наше, активно тают. На этой фотографии видно, что запасы снега уменьшились, а это значит, что реки с ледниковым питанием обязаны подняться, и это будет продолжаться, пока он весь не растает.
– Что из того?
– А вот, – Кэп довольно обвел окрестности. – Эта река не судоходна. Не проход, как говорится. Здесь никогда никто не сплавлялся, и поймать такую воду удалось только нам.
– А если она обмелеет?
– Типун тебе на язык, – буркнул Доктор. – Нам это совершенно ни к чему.
– У меня есть нетактичный вопрос, – сказала Вероника.