Только сейчас, пытаясь выбраться на сухое место, Тая ощутила его – заползавший под кожу озноб, от которого зубы просились в пляс. Свою лепту внесла и вымокшая одежда. Только это было отнюдь не сшитое Марджери платье. Вместо дорогой ткани на Тае мокрой тряпкой висело что-то серое, грубое, с оттопыренными карманами на юбке и под грудью. Сгинули и сандалии из телячьей кожи с золотыми пряжками, и ожерелье, и перстни. Остался только один – простое медное колечко, которое ей подарила мать при рождении. И сейчас это было единственное, что согревало – мысли о доме. Что бы ни случилось, надо двигаться вперед и искать выход, искать дорогу домой. Так учил отец.
- Вот и нечего сопли лить, - осадила сама себя Тая, утирая побежавшие по щекам слезы. – Выберусь.
Вот только решимость ее таяла с каждым пройденным шагом. Под мокрым платьем тело трясло от холода, кожа нещадно чесалась. Мерзкая тряпка умудрялась еще и цепляться за встречные колючие кусты, преграждавшими дорогу сплошной стеной. Вот только ничего другого у Таи теперь не было. Здесь не дом, где сундуки ломились от нарядов, не юг, где теплый ветер в одно мгновение высушил бы одежду и обогрел. Север. Холодный, злой, страшный.
Тая повторяла эти слова, подстегивая себя. Она – баронесса Родобан. Она сильная. Ее не пугает холод, не остановят страхи, не сломают тяготы. Но озябшие ноги не хотели больше принадлежать наследнице Пэрода Родобана. Они нещадно ныли, кололо в боку острой спицей, заволакивало рассудок. Тая плелась, мимоходом выдирая подол из очередного колючего плена. Руки покрылись кровавыми нитками царапин, но это в первый раз было больно и обидно, теперь она перестала обращать на раны внимание. Даже кочевавший с ветки на ветку следом за ней пернатый любитель падали перестал вызывать раздражение.
Всё, что владело Таей – желание добраться до торчавшего из земли корявого ствола, хищно растопырившего сучья. А потом – до другого, до третьего… Она сбилась со счета, когда споткнулась на выпиравших из земли корней очередной цели, и уже не смогла подняться. Только и услышала сквозь навалившуюся пустоту, что радостное квоканье падальщика.
В лицо дохнуло смертью. Так кричал рассудок – надсадно и отчаянно, но Таю не так-то просто оказалось разбудить. Она перешла ту грань, когда человека можно взбодрить неминуемой гибелью. Наоборот, как-то вяло подумалось, что теперь-то удастся отдохнуть. Сознание Таи подернулось забвением, но стоило последней вспышке разума погаснуть, как внутри, не иначе, как из самого сердца, вспыхнул огонь. Вспыхнул и, обжигая, разошелся по членам.
Тая вскрикнула и вскочила, тряся руками и головой. Ей казалось, что она и правда горела, но глаза не видели огня, зато нащупали в нависших сумерках что-то непонятное. Какое-то существо, похожее на слизня. Только раз в сотню крупнее. Огромный студенистый шар надвигался на Таю, оставляя за собой след зеленой слизи. Пахло от него отвратительно – не то навозом, не то пролежавшим десяток дней на пекле мертвецом.
Существо не издавало звуков – ни рта, ни глаз, ни ушей у него не было. Как не могло оно похвастаться ногами или хвостом. Вроде, не страшное, скорее – ущербное, вот только Таино чутье и верный спутник – падальщик, верещали что есть мочи, что надо уносить ноги. И чем скорее – тем лучше. Спорить с внутренним я, когда оно не раз вытаскивало из передряг, Тая не собиралась. Дернулась было, но руки и ноги словно приросли к земле. Показалось, что они даже немного вдавились в нее.
Только раза с четвертого, когда Тая вложила в рывок все силы, что у нее остались, удалось чуть оторвать ладонь от слежавшейся листвы. Но удержать не вышло – рука тут же отпружинила обратно, влекомая серыми нитями. Только теперь Тая поняла, что угодила в ловушку к гигантскому слизняку. А он был уже совсем близко – всего каких-то два прыжка. Только прыгать ему было незачем. Жертва и так никуда не денется…