Падальщик, всё это время не сводивший с Таи глаз, вытянул шею, заклёкал, а потом грузно взмыл вверх. Он больше не надеялся, что ему что-то перепадет на этом пиру. Тая забилась, но на этот раз вяло. Несмотря на то, что рассудок готов был кинуться опрометью подальше отсюда, тело устало и отказывалось слушаться. А может, ловушка слизняка была с ядом, с каждым новым рывком быстрее растекавшимся по Таиным жилам.
Когда же до слизняка осталось не больше метра, она закрыла глаза. Не видеть чудовища – это всё, что Тая могла сделать. Больно и горячо забилось сердце где-то в животе, по щекам потекли слезы. Немощное тело перестало отзываться мысленным приказам. Оно и само словно превратилось в желе, и теперь могло только содрогаться от разраставшегося внутри Таи ужаса. Будто в издевку на лицо упал солнечный луч. Живой, теплый, ласковый. Точь-в-точь, как дыхание Принмира.
Тая подставила ему щеки и улыбнулась – только горько было на губах. Она умрет. Сейчас. Зверь – это не палач. Даже самого закоренелого злодея можно разжалобить, если найти его слабую пяту. Какой-нибудь случай из детства, где еще жива была его покойная матушка и пекла лепешки на раскаленных камнях. То, что сейчас издавало хлюптящие приглушенные звуки совсем рядом, не станет ничего случать. Оно просто сожрет ее, еще дергающуюся, исходящую криками от боли и страха. Почему? Почему такой будет Таина смерть?
Она стиснула зубы, зажмурилась, останавливая слезы. В последний час она не будет плакать. Лучше вспомнит отца. И мать. Почему Тая перестала думать о ней? Она походила на мать лицом, волосами, но не нравом. Артелин Родобан была тихой и спокойной, как река. Хоть иногда и бушевала так, что крушила берега и смывала деревеньки у своих вод. Тая зажмурилась сильнее, вспоминая каждую черточку материнского лица, пока она еще могла помнить ее. Помнить себя.
Мама улыбалась. Она всегда улыбалась, когда Тае было страшно или грустно. Усталый взгляд с щепоткой грусти неизменно успокаивал, вселял надежду и согревал… Тая вздрогнула, вскрикнула, снова встряхивая руками, дергая отлипшей головой. Огонь бил из нее, жег изнутри, плясал на щеках и ладонях.
Еще не открыв глаза, она первым делом метнулась в сторону. Туда, где память подсказывала путь к отступлению. Горели руки, кололо искрами лодыжки, но Тая упорно улепётывала на четвереньках, на ходу продирая глаза. Сделала она это как раз вовремя, чтобы не наткнуться на торчавший из земли прут.
Она еще не понимала, что произошло, еще отряхивалась, пытаясь избавиться от незримого пламени, когда сзади донесся рёв. Оглушающий надсадный крик, каким мог бы похвастаться слон или тордонт, завидевший соперника на брачных игрищах.
Тая обернулась. Слизень не умел видеть, но, похоже, он и без глаз ощутил, что добыча чудесным образом выбралась из западни. Оказалось, что рот у него всё-таки был. Вернее – прятавшаяся под брюхом ненасытная глотка, утыканная острыми мелкими зубами. Теперь эта пасть развернулась перед Таей во всю ширь и оглашала округу душераздирающими воплями. Так и хотелось заткнуть уши и вжаться в землю, но она не поддалась. Сделала шаг в сторону, потом – еще один. Вслепую, едва шевеля задеревеневшими ногами.
- Надо всего лишь убраться отсюда, - шептала Тая прилипавшими друг к другу губами. – Не станет же он меня догонять. Он для этого слишком…
Договорить «неповоротлив» она не успела. Чудовище снова свернулось шариком, чуть отползло назад, мажась в собственной слизи, а потом покатилось вперед. И делало это быстро. Похоже, слизь помогала ему скользить по свалявшейся листве. А Тая опять не могла двинуться. Как завороженная, она следила за надвигающейся смертью. И на этот раз мама не могла ей помочь. Там она чувствовала. Чувствовала…
Тая прислушалась к себе. Где-то внутри еще тлел огонь, согнавший с нее слизневый морок. Где-то в глубине. Там, куда она раньше никогда не заглядывала. Огонь ждал. Тая потянулась к нему, ощущая, как по жилам поползло пламя, как факелом вспыхнули волосы. Она горела – с едва терпимой болью, с лопающимися на коже пузырями, но под бичём ожогов тело снова обрело силу - задвигались послушно руки. Только слушались они не Таю.
Будто помимо ее воли и рассудка, выстрелила вперед правая рука, изогнулась ладонь, распахиваясь навстречу чудищу. Оно замедлилось – будто растерялось, а потом и вовсе остановилось. Только убегать слизень не собирался. Он снова распахнул пасть, обдавая жертву вонью и липкой слюной. Но и Тая теперь не намерена была отступать.