Только сейчас Тая поняла, как сильно ей хотелось есть. Живот, начиная от рёбер, превратился в сосущую бездонную пустоту. Вот только всё, что она могла бросить в нее – липкие слюни, от которых язык приставал к небу. Есть что-то в лесу казалось таким же глупым, как ночевать на открытом месте. Еще неизвестно, родит ли эта земля хоть что-то съедобное? А травиться после того, как чудом выбралась из пасти слизня, Тая не собиралась.
Устроиться на ночлег оказалось непросто. Просидеть на корточках долго не получилось – затекли и заныли ноги, донимал холод, с туманом разлегшийся у Таи на плечах и под ногами. Он намочил платье и нахально заползал под лиф мерзлыми струями. Не оставлял в покое и голодный желудок – бурлил и сжимался, мучая хозяйку тошнотой. Всё, чем она могла утолить его – сунуть мокрый рукав в рот. Промаявшись полночи, Тая без сил плюхнулась в колючки на заднее место, обхватила живот, ткнулась в ноги ставшей огромной и горячей головой и забылась.
Разбудило ее уже знакомое клёканье падальщика. Он сидел неподалеку, не рискуя сунуться в колючки, но и не спуская с Таи черных бусин глаз. И это придало ей сил.
- Зря ждешь, - хмуро крикнула она, поднимаясь.
Ноги подрагивали, снова задергался желудок, заколол в бок. Стиснув зубы и разогнав по местам еще цеплявшиеся за дрему мысли, Тая зашагала дальше. Взгляд ее невольно хватался за всё, что валялось под ногами. Валежник, красные, зеленые и белые шляпки грибов, мелкие красные и черные ягоды на длинных стебельках, изредка проносившиеся от ствола к стволу белки. И чем дольше шагала, тем упитаннее и аппетитнее казались последние. Будь у Таи дротик или нож, она бы рискнула поймать хоть одну. И пусть разводить огонь, как и разделывать тушку, она не умела, но одной только надежды на мало-мальский обед хватило бы, чтобы желудок перестал терзать дурнотой.
В этот день Тая не ушла далеко, а к ночи, когда на нее снова наполз холодный туман, глаза услужливо указали на колючий кустарник. С черными редкими ягодами. И вытоптанным в середине местом для ночлега. Вот когда захотелось завыть в голос подобно степному шакалу. Кругами! Целый день Тая ходила кругами! Не иначе, на белок засмотрелась… А может, другое хитрое чудовище водило ее за нос, дожидаясь, когда добыча совсем выбьется из сил?
Словно отвечая на ее мысли, в стороне отозвался падальщик. Не тревожно и не победно, просто квокнул один раз, будто давал знать: я тут. Ты можешь бродить по лесу, сколько пожелаешь, но рано или поздно окажешься в моем меню. И на этот раз Тае нечего было ему возразить. Продрогнув, истомившись голодом и натужной ходьбой, потеряв всякую надежду, она плюхнулась на палую листву прямо там, где стояла, и заснула, притянув к груди ноги.
Не открыла глаз и тогда, когда по ним мазнуло солнечным светом, а над самым ухом раздалось уже привычное «квок». За ним последовало еще одно – уже ближе. Похоже, пернатый любитель мертвечины уже примеривался, с какой стороны подобраться к Тае, а у нее не осталось сил даже поднять веки. Наоборот, чем дольше она боролась с наваливающейся дрёмой, тем безразличнее становились настойчивые квоки падальщика.
Он был не из торопыг - не спешил бросаться к жертве, продолжая клекотать где-то над самым ухом. Только звуки стали звонче и короче. Тая по-прежнему не двигалась, теряясь на грани сознания и сна. Ей вдруг почудился чей-то насмешливый взгляд – злой, надменный. Тут же захотелось спрятаться, закопаться в листве, будто этот кто-то не найдет ее там. Но он нашел. Протянул когтистую лапу и вцепился ей в плечо.
Боль отрезвила, выдернула рассудок из сонного плена, встряхнула. Тая вдруг отчетливо поняла, что не было никаких людей поблизости, а когти на плече принадлежали не иначе, как падальщику. Он уверился, что добыча обессилела, и теперь собирался трапезничать. Стоило так подумать, как ее дернули за волосы, точь-в-точь, как в тот раз, когда она пробудилась после лап Последоха. И если тогда Тая тут же открыла глаза и прогнала птицу, то на этот раз ее измотанный голодом желудок подсказывал другой путь.
Еще не понимая толком – зачем, Тая позволила падальщику дернуть себя еще пару раз, потом он перебрался ниже по руке. К боли от впивающихся в кожу острых когтей Тая притерпелась – в жизни приходилось и не такое сносить. Например, когда ей выдирали клещами засидевшийся во рту молочный клык. Из-под него уже лез новый, но и старичок не спешил покидать насиженного места. Тогда кто-то из лекарей посоветовал выдернуть его, чтобы «не попортить девочке рот». Он сам и взялся за дело.