Вот только Тая тогда вспомнила все молитвы – от праздничных до похоронных, потому что такой адской боли не испытывала никогда. Не раз и не два мелькало в ее голове, что кривой зуб не испортил бы ей рта так, как этот чудо-лекарь. Крови натекло знатно, да еще и рана гноилась неделю. Хорошо, что в дело вмешался Моргес – увел ее в одному ему ведомое святилище и там взывал к Принмиру. Тая потом долго пыталась вспомнить – какое оно, святилище? Но память осталась чиста, как и рана во рту.
Не раз приходилось и прижигать огненной водой разбитые локти и колени. Тоже процедура не из приятных, но Тая, как и в случае с зубом, ни разу не пискнула. Боль же от когтей вспыхивала и гасла. Гораздо труднее оказалось обуздать нетерпение. Тая с трудом сдерживалась, чтобы раньше времени не открыть глаза и тем самым не спугнуть распоясавшуюся птицу. Унимая собственное дыхание, она старалась понять, где у падальщика голова с тонкой лысой шеей? Вот, он склонился над ней – на глаза упала тень, а потом снова отвел голову. Очередной квок – протяжная песня ликования, и клюв падальщика со свистом полетел к Таиной щеке – клевать! Пора!
Тая в один миг распахнула глаза и выстрелила руками туда, где уже видела несущуюся навстречу ей клювастую голову. Падальщик такого не ожидал - остановился и рванул было прочь, но слишком поздно. Как дикая кошка, не разнеженная людскими руками и вольготным кормом, Тая стала ловка и проворна. Рассудок, который на этот раз гарцевал на грани мысли и животных инстинктов, работал при этом как сложный механизм отпора ворот в Дартонхолле. Наполненная азартом хищника, подстегиваемая сосущей пустотой в желудке, Тая впилась пальцами в горло птице, прижала ее к земле и навалилась всем телом.
Падальщик не сдавался – забил крыльями, попытался пустить в ход когти и клюв, но Тая держала намертво. Рыча и извиваясь, она не давала птице достать себя и всё больше вдавливала пернатую добычу в листовой опад. Добычу! Именно так сверлило в мозгу. Не остановилась и тогда, когда падальщик почти перестал трепыхаться. Что-то подсказывало, что это всего лишь уловка. И Тая не ошиблась – после нескольких рывков, больше похожих на конвульсии, птица совсем замерла. А потом дернулась с такой силой, что едва получилось удержать ее на месте. Зато падальщику удалось высвободить крылья. Ими он принялся хлестать Таю по лицу. Этого были первые в ее жизни пощечины, но они только прибавили ей злости. С диким воплем, Тая ухватила падальщика за клюв, закрыла ноздри, зажала крепко, и держала, пока черные бусины, смотревшие на нее с ненавистью, не заплыли за веко. Только тогда Тая разжала ладонь, но ненадолго – только чтобы перехватить ими лысое горло, подтащить к лицу.
Она заметалась – где раздобыть огня? Хвороста, хоть отбавляй, но откуда в лесу взять углей? Кремень? Негде. И даже не стоило тратить на бесполезные поиски время. И потом – пока Тая будет шнырять по кустам, ее добычу могут стянуть… Не отдавая себе отчета, Тая открыла рот, в нетерпении задвигала челюстями, пока руки невозможно долго тащили шею падальщика к губам…
Падальщика! Птицы, которая питалась мертвечиной. И теперь она – главное блюдо для баронессы Родобан! Тая охнула, отбросила труп подальше от себя и принялась сама награждать себя пощечинами. Звонкими, без жалости и остановки, пока рассудок вновь не обрел себе человеческий облик.
- Чуть… Не наелась… Мертвечины… - тяжело дыша, проговорила Тая.
Никогда еще ей не было так страшно и противно. Страшно от того, во что она стала превращаться, противно – чем собиралась утолить голод. В их баронстве брезговали мертвечиной, а мертвечиной того, что ело мертвечину, так уж тем более! Если бы Тая прикоснулась зубами к падальщику, она бы никогда себя не простила и уж точно сбежала бы куда-нибудь в провинцию, сгорая от стыда и отвращения к самой себе.
Не теряя больше времени, она побрела прочь. На этот раз не поднимая глаз, чтобы они ненароком не зацепились еще за какую-нибудь «пищу». Так и шагала, разглядывая натоптанные тропы под ногами под несносное бурчание в животе. Желудок был против Таиной брезгливости, он хотел есть и ему, в отличие от ее головы, было всё равно, что переваривать. С досады время от времени Тая тыкала в него кулаком и обзывала скотиной, но всё чаще в голову лезла предательская мысль – вернуться назад. Может, там еще лежала ее выстраданная добыча?