- Давно тут бродишь? – спросила хозяйка, по-деловому окидывая Таю взглядом. Ни дать ни взять прикидывала – много ли можно получить за это ободранное создание.
В ушах зашумело. Между животом и грудью словно надулся пузырь и давил на всё: сердце, легкие, желудок, печень, кишки. Будь у Таи больше сил – она дала бы деру и не остановилась, пока не потратила последние. Но их не было. Как и на то, чтобы ответить.
Таю затрясло – то ли от страха, то ли от выпитой ледяной воды, которая теперь плескалась тяжестью в желудке. Но самое неприятное, что от этой обманчивой сытости начали слипаться глаза. Она устала и продрогла и как нельзя лучше понимала – никуда она не денется. Повезет – так пустят в дом, а нет – так свалится прямо тут, на куче прелой соломы, набросанной под порогом.
- Ладно, - так и не дождавшись ответа, снова заговорила хозяйка. – Пойдем, накормлю тебя, а там уже решим, что с тобой делать. Идти-то хоть можешь?
Похоже, то, что Таю шатало, не укрылось от нее. Женщина подошла ближе, но подхватывать непрошенную гостью под локоть не спешила. Не укрылось от Таи и то, что правую руку та держала в той самой складке юбки, где прятался кинжал. И не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – для чего. Но сейчас это стало неважным. Главное – ее покормят!
Желудок, переставший ныть и блаженно плескавшийся в холодной водице, возликовал. Заурчал, забулькал, выдавая Таю с головой. Рот наполнился слюной, и теперь пришлось сглатывать чаще, чем дышать.
- Ишь ты! Как истомилась, - хмыкая, проговорила хозяйка, с силой вталкивая Таю через порог. – Да-а.
Последнее она протянула как-то задумчиво, сжав губы куриной гузкой.
Тая же сделала несколько шагов и остановилась, не зная, куда можно сесть. Внутри дом представлял из себя два этажа. На второй вела широкая веревочная лестница с крупными узелками сбоку, заменявшими поручни. На длинных брусках, служивших также потолком первого этажа, виднелась настеленная на пол солома, накрытая одеялами. На первом убранство было не менее скудное. Стол с подставленными вместо ножек точеными валунами, длинная скобленая лавка – они расположились у небольшого окна, обтянутого чем-то напоминающим рыбий пузырь. Только где водились такие рыбы, чтобы хватило целого?
Тут же стояла печь – каменная, с плюющимся в очаге огнем и пыхающим из-за заслонки жаром. Оттуда же пробивался пар – ароматный, сводивший с ума и без того раздразненный посулом желудок. Тая снова судорожно сглотнула и привалилась спиной к стене. Ряды полок с посудой и глиняными горшками – обожженными, но без затейливых рисунков – заплясали перед глазами. Тая выдохнула, чувствуя, как ее спина поползла вниз. Перед глазами вместо кухонного убранства уже неслись разноцветные пятна…
- Ишь, чего удумала! – раздалось над ней. Глухо, будто издалека или из колодца. А потом сильные руки ухватили Таю за плечи и тряхнули так, что мотнулась из стороны в сторону голова. – А ну, не сметь мне тут помирать! Не хватало мне еще кровопутня над крышей, по ночам выть! Слышь?!
Тая кивнула, глупо улыбнулась, но тут же провалилась в сон. Он был тревожный – черный смерч, уже без лица и лап, гнался за ней, тряс верхушки вековых елей, сыпал иглами мороси в лицо. А Тая и бежала, и не бежала, будто дергала ногами, а земля проскакивала мимо. Очнулась, когда в нос ударил неприятный резкий запах. Дернула было рукой – прогнать прочь надоедливую Сати, и чего это она принялась всё время мешать госпоже спать? Но тут же получила по рукам в ответ.
- Ишь ты, с того света еще не выбралась, а уже руками машет! – раздалось над самым ухом, да так звонко, что Тая тут же вскочила, едва не сшибив хозяйку с ног.
Та неуклюже отскочила, наткнулась на стол и разразилась руганью. Тая внутренне сжалась, не понимая еще – чего испугалась, но опасалась она зря. Хозяйка потерла ушибленный локоть и стихла.
- На вот, - ставя на стол пузатую миску с дымящейся оранжевой кашей, сказала она. – Силы накопи, а потом и поговорим.
Мешать ей хозяйка не стала. А может, дел было много? В любом случае, она тут же скрылась за дверью, откуда вскоре послышался звяк ведра, опускаемого в колодец. Тая же опомниться не успела, как плюхнулась на лавку и принялась работать ложкой. Вкуса не чувствовала – только обжигающую гущу на языке и довольное урчанье в животе. Не остановилась и тогда, когда желудок наполнился под завязку и замолил о пощаде. Только когда последняя ложка отправилась в рот, Тая смогла оторваться от миски. Выдохнула, блаженно прикрывая глаза. Лавка показалась такой мягкой, а монотонный шум ветра за окном походил на колыбельную…