- Пора вставать, ваша светлость.
Сказано было с издевкой. Наверное, девчонка ждала, что после минувшей ночи пленница тут же вскочит с постели и будет делать всё, что ей скажут. Но насмешливый пренебрежительный тон северянки скорее разозлил Таю, чем унизил или испугал.
Демонстративно сев на постель, она сложила руки на коленях и уставилась в пол. Не собиралась наследница Родобан ни вставать, ни отвечать.
- Ваша светлость сегодня не в духе, - сцепив руки на груди, снова заговорила Таус. – Что так? Твой барон был более нежен с тобой, чем мой фэст?
Конечно же, она пыталась поддеть Таю, заставить злиться, и на этот раз у нее получилось. Ничто не вывело бы из равновесия наследницу Родобан, как обвинение в бесчестьи. На короткий миг она даже забыла, с кем разговаривает.
- Ни один барон, - слова Тая произносила медленно, едва сдерживая гнев, - никогда не прикасался ко мне.
Таус довольно ухмыльнулась, положила руку на рукоять ножа, пристроенного в деревянных ножнах на кожаном поясе.
- Но ты не можешь сказать этого о моем фэсте.
Она улыбалась, но в глазах мелькала ненависть. И только уняв новую волну гнева, Тая запоздало сообразила – северянка хотела знать правду: взял ли Сандалф пленницу или нет. Она ревновала его, своего господина, не имея при этом на него никаких прав. Вот когда пришлось проглотить колкости и отделаться кислой улыбкой.
- Не могу.
Ладонь Таус сжалась на рукояти, улыбка слезла с лица. Она покраснела, но сохранила ровным голос.
- Ты идешь со мной. Так велел мой фэст.
- И не подумаю.
- Я так и знала. – Таус достала нож, покрутила в руках. Ловко, подобно метателям, развлекавшим игрой с холодным оружием зевак на базарах. – На этот случай он велел передать, что не станет кормить того, кто не работает. А если ты будешь голодна, то не сможешь греть его как следует. Ты и так… плохо справилась.
Таус выдавила из себя улыбку, вернула на место нож и вышла, оставив Таю кипеть от гнева. Огонь внутри пек так, словно сердце облили кипятком, но наружу не вырывался. Будь иначе, она бы без зазрения совести спалила и палатку, и противную девчонку. Не стало сейчас в мире никого более ненавистного, чем Таус. Но она ушла. Потух и гнев. Лишь матерчатые стены палатки нависали со всех сторон.
Тая снова легла, накрылась одеялом и только потом, когда дал знать о себе пустой желудок, до нее дошли слова Таус. Если она сейчас не подчинится и не выйдет, то ее не будут кормить. Так сказал Сандалф – тут уже северянка врать не станет.
- Ну и пусть, - негромко заговорила Тая сама себе. – Лучше умереть от голода.
Вот только тело не хотело мириться с тем, что так смело заявлял рассудок. Оно измаялось за ночь, но просило не отдыха, а пищи. Будь то черствый хлеб или вчерашняя каша. К тому же с улицы сочился в палатку такой заманчивый запах съестного. Тая уткнулась в подушку носом, накинула одеяло на голову – не слышать, не чувствовать, не думать. Она почти задремала, когда полог палатки с резким шорохом впустил кого-то еще.
Глава 18
Вошел Урс – без приглашения или спроса. Мельком глянул на Таю, но тут же сделал вид, что она мало его волновала. Гораздо больше его заботило что-то в углу. Там он и уселся на складной стул и принялся ковыряться. Хлопала деревянная крышка, звякало и гремело что-то железное и стеклянное. Всё это Тая видела сквозь дрему, с трудом разнимая веки. С одной стороны – спать хотелось смертельно, с другой – стало не по себе, да еще разбойник так громко звенел чем-то, что в ушах резало. Он не успокоился, пока Тая не поднялась и не села в постели. И это не осталось незамеченным.
- Не думай, что сможешь вечно тут прятаться, Крыса, - словно невзначай заговорил Урс. - Скоро ты надоешь Сандалфу.
Голова у Таи разваливалась на части, перед глазами ползли черные пятна, в животе уже не сосало, а кололо от голода. Но на языке всё равно нашлось несколько колючек для того, из-за кого она угодила сюда.
- И что? Думаешь, он отдаст тебя мне?
Урс оставался невозмутим.