Когда его друзья замечали, что улитки не вполне животные, а их скользкие обиталища вряд ли могут быть отнесены к лучшим образцам красот природы, мистер Кнопперт с улыбкой превосходства заявлял, что им просто неизвестно все то, что он сам знает об улитках.
И это было правдой. Мистер Кнопперт стал свидетелем зрелища, не описанного, во всяком случае не описанного полностью, ни в одной энциклопедии или книге по зоологии, которые ему удалось разыскать. Как-то вечером мистер Кнопперт заглянул на кухню, чтобы перекусить перед ужином, и обратил внимание на пару улиток в фарфоровой чаше, стоявшей на разделочном столике. Поведение их показалось ему весьма странным. Они покачивались друг перед другом, почти стоя на своих хвостах и забыв про все на свете, подобно паре змей, завороженных флейтой заклинателя. Мгновение спустя их крохотные мордочки соединились, словно в сладострастном поцелуе. Мистер Кнопперт, наклонившись, разглядывал их со всех сторон. Происходило и еще что-то: с правой стороны головки каждой из улиток появился похожий на ухо отросток, и чутье подсказало наблюдателю, что он стал свидетелем некоей сексуальной активности.
Вошла служанка и начала что-то говорить ему, однако мистер Кнопперт нетерпеливым взмахом руки прервал ее. Он не мог оторвать глаз от чаши с маленькими околдованными созданиями.
Когда похожие на ушки наросты точнейшим образом соединились, прильнув ободок к ободку, из одного ушка выскочил маленький, похожий на щупальце, белый стерженек, который изогнулся в сторону аналогичного органа другой улитки. Первая догадка мистера Кнопперта не подтвердилась, когда такой же отросток выскользнул и из ушка другой улитки. «Весьма любопытно», — подумал он. Оба отростка спрятались, затем появились снова и, как бы достигнув невидимой границы, остановились. Мистер Кнопперт вгляделся еще пристальнее. То же сделала и служанка.
— Вы когда-нибудь видели нечто подобное? — спросил мистер Кнопперт.
— Нет. Дерутся, должно быть, — равнодушно ответила служанка и вышла.
Впоследствии ему еще не раз предстояло столкнуться с подобным проявлением невежества в области знаний об улитках.
Мистер Кнопперт продолжая наблюдать за тем, как пара улиток в течение часа смыкалась и снова расходилась, пока сначала ушки, а затем и щупальца не втянулись внутрь головок. Сами же улитки при этом полностью успокоились и перестали обращать внимание друг на друга. Однако к этому моменту другая пара улиток начала любовную игру и медленно подготавливалась к тому, чтобы занять позицию для «поцелуя». Мистер Кнопперт сказал служанке, что сегодня на ужин подавать улиток не нужно.
Он забрал чашу с ними к себе в кабинет. С тех пор улитки никогда не появлялись на обеденном столе в доме Кнопперта.
Этим вечером он перерыл все энциклопедии и книги по естественным наукам, которые смог найти в доме, но в них не было ни слова о процессе размножения улиток, тогда как скучный и монотонный цикл воспроизводства устриц описывался во всех деталях. В конце концов через пару дней мистер Кнопперт пришел к выводу, что увиденное им вовсе не было ритуалом спаривания. Его жена Эдна заявила ему, чтобы он или ел улиток, или выбросил их — как раз тогда она наступила на улитку, которая выползла на пол. Наверное, мистер Кнопперт так бы и поступил, если бы не наткнулся на одно рассуждение в дарвиновском «Происхождении видов» в разделе, посвященном моллюскам. Фраза была на французском языке, которого Кнопперт не знал, но одно слово заставило его насторожиться, как ищейку, которая неожиданно нашла след. В тот момент он находился в библиотеке и принялся старательно переводить фразу при помощи англо-французского словаря. В рассуждении оказалось менее сотни слов, и смысл его сводился к тому, что в брачном поведении улиток проявляется чувственность, не обнаруженная более нигде в животном царстве. И все. Это была выдержка из дневников Анри Фарба. Очевидно, Дарвин умышленно не стал переводить эту фразу для среднего читателя, оставив ее на языке оригинала для тех немногих ученых, кого она действительно могла заинтересовать. Теперь мистер Кнопперт стал считать себя одним из этих редких ученых, и его круглое лицо озарила самодовольная улыбка.
Он узнал, что его улитки относились к пресноводным и откладывали яйца в песок или в землю, поэтому он положил в большой таз влажную землю, поставил блюдце воды и пересадил туда своих питомцев. Затем он стал ждать, что же будет дальше. Однако брачного поведения больше не отмечалось. Одну за другой он вынимал улиток и внимательно рассматривал их, не обнаруживая при этом ничего, что свидетельствовало бы о предстоящем появлении потомства. Но одну из улиток он не смог приподнять — ее раковина прочно приклеилась к земле. Мистер Кнопперт подозревал, что улитка спрятала головку в землю, чтобы умереть. Прошло еще два дня, а на утро третьего мистер Кнопперт обнаружил там, где была улитка, пятнышко взрыхленной земли. Полный любопытства, он покопал в этом месте спичкой и к своему восхищению обнаружил ямку, полную новеньких лоснящихся яиц. Мистер Кнопперт позвал жену и служанку, посмотреть на них. Яйца были похожи на крупную зернистую икру, только белого цвета.
— Ну и что? Ничего особенного, должны же они как-то размножаться, — прокомментировала увиденное жена.
Такого отсутствия интереса с ее стороны мистер Кнопперт понять не мог. Сам он, когда бывал дома, чуть ли не через каждый час стремился взглянуть на яйца. Он рассматривал их по утрам, пытаясь определить, не произошли ли какие-нибудь изменения, и с мыслью о яйцах вечерами ложился спать. Вот еще одна улитка выкопала свою ямку. А еще одна пара совокупляется! Первая кладка яиц приобрела сероватую окраску, и с одной стороны каждого яйца стали различимыми узорные спирали раковин. Нетерпеливое ожидание мистера Кнопперта достигло своего предела. Наконец, однажды утром — согласно скрупулезным подсчетам мистера Кнопперта это было, восемнадцатое утро после откладывания яиц — он заглянул в ямку и увидел первую малюсенькую движущуюся головку, первую маленькую антенну, опасливо исследовавшую свое гнездышко. Мистер Кнопперт почувствовал себя счастливым отцом. Столь же чудесным образом ожило каждое из семидесяти или более яиц. Итак, он увидел полный цикл воспроизводства, доведенный до успешного завершения, а тот факт, что ни один человек, по крайней мере ни один известный ему человек, не обладал даже крупицей открывшегося ему знания, придавал этому волнующий трепет открытия, острую пикантность посвященности в тайну. Мистер Кнопперт вел записи, фиксируя последовательность спариваний и откладываний яиц. Он рассказывал о жизни улиток своим восхищенным, а чаще шокированным гостям и друзьям, пока его жена не начинала ерзать от смущения.
— Ну когда же это кончится, Питер? Если они и дальше будут размножаться такими темпами, то скоро заполонят весь дом! — говорила она ему после того, как вылупились улитки из пятнадцатой или двадцатой кладки.
— Природу нельзя остановить, — отвечал он, добродушно посмеиваясь. — Пока они заняли только кабинет, а комнат у нас полно.
Все новые и новые стеклянные баки и емкости появлялись в кабинете. Мистер Кнопперт сходил на рынок и выбрал несколько чрезвычайно живых на вид улиток, а также двух спаривающихся незаметно для всего остального мира. Все больше и больше кладок появлялось на грязных донышках тазов и стеклянных емкостей, и из каждой кладки появлялось в конце концов от семидесяти до девяноста новорожденных улиток, прозрачных, как капельки росы; они скользили по стеблям салата, которые мистер Кнопперт тут же подставлял к каждой ямке в качестве съедобных лестниц для ползания. Спаривания происходили теперь уже столь часто, что он больше не стремился наблюдать за ними. Брачное поведение могло продолжаться круглые сутки. Однако возбуждение и трепет, охватывавшие его при наблюдении за тем, как белые икринки превращались в раковины и начинали двигаться, ничуть не ослабевали, как бы часто ни приходилось ему быть свидетелем этого зрелища.
Его коллеги по брокерской фирме заметили, что у Питера Кнопперта появился новый вкус к жизни. Он стал более смелым и решительным в своих действиях, более виртуозным в расчетах, даже в чем-то более безжалостным в своих замыслах, хотя безусловно приносил деньги своей фирме. В результате тайного голосования на правлении его оклад был повышен с сорока до шестидесяти тысяч в год. Когда все кругом поздравляли его с успехами, мистер Кнопперт склонен был считать это заслугой своих улиток, итогом благотворного состояния расслабленности, которое он испытывал, наблюдая за ними.