«Впрочем, ладно, — подумал он, — не получится сейчас — потом сделаю все, как надо».
— Ну ладно, тогда я пошел, — сказал он и повернулся спиной к Томасу. После этого он полез в карман, но вынул из него не обычные длинные шурупы, которыми всегда привинчивал крышку гроба, а другие, примерно вполовину короче. Надвинув крышку на гроб, он привычными движениями вогнал шурупы в узенькие дырочки. Покончив с этим, он удовлетворенно ухмыльнулся и пошел в сторону «Трех колоколов».
Сэмюель Пил каждый день мечтал об этом сладостном моменте, однако прошли долгих два месяца после похорон доктора, прежде чем их деревушку и всю округу накрыл густой, плотный туман. Ближе к полуночи он вышел из своего дома, плотно обмотав лицо от воздействия липкой влаги и прижимая к телу припрятанную под плащом лопатку с короткой рукояткой. Действовать приходилось с большой осторожностью: временами кладбища патрулировались, а ему пока не хотелось расставаться с жизнью, болтаясь на виселице. Он медленно, почти на ощупь брел по сырым, затянутым туманом улочкам, пока наконец рука не нащупала замшелую стену местного кладбища. Туман оказался настолько густым, что он едва мог различить одно, максимум два надгробия кряду. Наконец он нашел то, что искал, — могилу доктора Джона Вильяма Эдмундса. Он снял плащ, аккуратно уложил его на землю рядом с могилой, вытащил из кармана свечу, зажег ее, после чего вынул лопатку.
Он довольно долго копал желтую сырую глину, прежде чем металл лопатки наконец скользнул по гладкой поверхности гроба. Он улыбнулся, тыльной стороной ладони вытер со лба крупные градины пота и решил немного передохнуть. «В общем-то, — подумал он, — пока все шло гладко». Основную часть работы приходилось выполнять на ощупь, потому что клубящийся вокруг туман едва позволял различить даже слабое пламя свечи. И все же до гроба он добрался достаточно быстро. Снять крышку теперь было плевым делом, тем более, что он столь предусмотрительно подумал о том, чтобы выбрать нужные винты. Ему удастся довольно быстро взять и часы, и перстень, после чего он наконец выберется из этой осклизлой ямы, побросает в нее комья глины и наконец вернется домой, где сможет насладиться обретенным богатством.
Он сгреб с крышки остатки земли и вставил в узкий зазор между корпусом и крышкой гроба кончик лезвия лопаты. Уверенным движением, навык в котором приходит лишь с годами, он нажал и одновременно чуть повернул рукоятку лопаты — крышка откинулась на сторону, шурупы полетели в разные стороны. Он наклонился и принялся ощупывать содержимое гроба. Алчущие пальцы скользнули по чему-то влажному, скользкому, отдаленно напоминавшему на ощупь лицо. Затем они соскользнули ниже, прошлись вдоль жесткого ряда жилетных пуговиц, все время ощущая прикосновение к себе каких-то маленьких, совсем крошечных и невидимых сейчас существ. Найти толстую цепь не составило большого труда, и уже через несколько секунд она вместе с часами перекочевала в его карман. «Так, а теперь перстень», — подумал он и сдвинулся чуть в сторону. Пальцы пробежались по сырой, липкой ладони покойника, наткнулись на что-то мокрое, похожее на слизняка, и отшвырнули его в сторону. Послышался слабый хлюпающий звук, когда неведомое создание шлепнулось на дно гроба. «Ага, вот он!» Кончиками пальцев он нащупал массивный перстень, вцепился в него, потянул на себя… но безрезультатно. Перстень даже не шелохнулся. Тогда он обеими руками обхватил ладони доктора и понял, что они сильно распухли. Проклиная про себя мертвеца, он притянул его руку к себе и, зажав желанный палец одной своей рукой, а тыльную часть ладони другой, принялся тянуть их в разные стороны, одновременно выкручивая и изламывая. Послышался хруст ломаемой кости и после нескольких дополнительных отчаянных рывков Сэмюелю наконец удалось оторвать палец доктора. Он поспешно сунул перстень в карман, а палец бросил обратно в гроб. Распрямившись, он ногой затолкал крышку гроба на место, выкинул лопатку из могилы и начал выкарабкиваться наружу. Жирная, осклизлая, размокшая от ночной влаги и тумана глина не позволяла зацепиться, хоть как-то ухватиться за нее, пальцы соскальзывали и, казалось, сама яма не позволяла ему выбраться из нее. После нескольких отчаянных попыток он ухитрился подпрыгнуть и выкарабкаться наверх, основательно перепачкавшись в жидкой земле. Наскоро побросав землю в могилу, он собрал свои вещи и, все так же окутываемый плотным туманом, побрел назад к деревне.
Спустя неделю после своего ночного похождения Сэмюель сидел в «Трех колоколах» и громко хохотал над какой-то грубой шуткой. Он был пьян, потому что праздновал успешную продажу часов и цепи — сделка состоялась в тот же день. Сначала ему хотелось загнать и перстень, но потом он передумал. Было в этом украшении что-то эдакое, нравилось оно ему, так что расставаться с перстнем он не захотел. Вплоть до сегодняшнего дня оно лежало у него дома, но, коль скоро часы с цепью «ушли», можно было и покрасоваться. Притом перстень настолько плотно сел ему на палец, что, как он ни старался, снять его потом так и не удалось. «Что ж, — подумал он, — значит, это само Провидение. Перстень теперь навеки мой!»
— А ну-ка, бармен, плесни в нее еще! — хмельно воскликнул он, громко ударяя кружкой о стойку бара и опуская ее прямо в лужу пива.
Он стоял, упершись обоими локтями о крепкую дубовую стойку, и водил хмельным взором по полной фигуре помощницы бармена, которую звали Сэлли. Сэмюель собирался уже опрокинуть в себя очередную порцию пива, когда в таверну вошел Томас.
— Эй, Томас, дружище, иди-ка сюда! Выпей со мной! — прокричал он.
Томас Картер пронес свое громоздкое тело сквозь нестройные ряды шатающихся посетителей и остановился рядом со стойкой.
— Что ж, можно хлебнуть немного эля, — пробормотал он своим низким грудным голосом.
Вскоре настроение у него заметно улучшилось, и он даже время от времени чему-то посмеивался. В один из моментов попойки, когда окосевший взгляд Сэмюеля неотрывно уткнулся в мелькавшие в разрезе платья Сэлли пышные груди, веселую улыбку словно ветром сдуло с лица Томаса. Он резко поднял веки, и его в общем-то трезвые глаза сразу же ухватили видневшийся на пальце дружка источник ярко-зеленого сияния. Он знал этот перстень, ведь ему так часто приходилось видеть, когда, доктор Эдмунде перевязывал ему какую-нибудь рану или подносил ко рту больной матери чашу с лекарственным снадобьем. Затем он перевел взгляд с перстня на его обладателя, и глаза его сузились, губы поджались, однако Томас смог подавить в себе гнев и теперь ждал.
Перед закрытием таверны Сэмюель нетвердой походкой вышел на улицу, крепко держась за руку человека, чуть ли не в два раза превосходившего его ростом и силой. Он смеялся и пел, тогда как напарник его хранил молчание.
— Эй, Томас, ты куда? Мы же прошли наш поворот. Ты что, набрался, как судья? — Сэмюель захихикал над собственной шуткой и громко икнул.
— Нет, мы идем правильно, — спокойно прозвучал глубокий голос Томаса, который почти нес тело своего приятеля по усаженной деревьями неширокой дороге.
— Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Да послушай же ты, Фома неверующий! — Он снова зашелся в смехе от своего чувства юмора. Между тем Томас провел его чуть дальше, пока они не оказались перед дверями длинного приземистого строения.
— Да ты совсем рехнулся, Томас! Что мы, сейчас работать будем? Ведь это же… — он неожиданно замер на полуслове, заметив выражение лица своего компаньона. В этот момент его настиг удар громадного кулака: Сэмюель не успел даже попытаться увернуться как почувствовал, будто лицо его взорвалось изнутри, и тут же шмякнулся спиной на деревянный пол. Широченная ручища ухватила его за волосы, подтянула кверху, и прежде, чем пьяненький мастер заметил дьявольский огонь, полыхавший в глазах Томаса Картера, он почувствовал, как ему в живот словно вонзилось пушечное ядро, потом еще и еще раз, пока он снова не оказался на пыльном полу. Какая-то сила подтянула его за плечи; он было начал вставать на ноги, но тут же его голова резко дернулась от очередного сокрушительного удара, и прежде, чем он снова рухнул, спасительная мгла окутала его сознание.
Постепенно выплывая из сплошного темного туннеля забытья, Сэмюель Пил увидел яркий свет, бивший ему в глаза. Чувствовал он себя отвратно, его подташнивало, лицо полыхало обжигающей болью. Кто-то с силой дернул его за палец. Распахнув глаза, он увидел, что Томас пытается стянуть с его руки зеленый перстень. Сэмюель попробовал было отдернуть руку, но та даже не сдвинулась с места, запястье застыло, словно парализованное. И тут он обнаружил, что то же самое было и с другой рукой обе они оказались зажатыми в тисках, укрепленных на верстаке Томаса. «Да что он там вытворяет с моими руками? — подумал Сэмюель. — Зачем-то даже на колени встал… Может, сошел с ума? Какого черта он стаскивает этот перстень? Ах, вот в чем дело: и Томасу приглянулась эта штуковина, захотелось отнять ее у меня. Но у него нет на это права, перстень принадлежит мне!»