— Половина восьмого, — пробормотал он. — Хватит! И так чертовски вымотался.
Доктор был высоким худощавым мужчиной, весьма неплохо сохранившимся для своих пятидесяти пяти лет. Его маленькие изящные руки пятнадцать лет назад сослужили ему неплохую службу, создав репутацию талантливого и преуспевающего хирурга. Сейчас он полностью оставил практику и переключился на научную работу, занявшись исследованиями, связанными с пересадкой органов. И, надо отдать должное, немало преуспел и на этом поприще. Одним словом, все шло нормально, но сейчас он действительно чертовски устал.
И не мудрено. История эта тянулась уже целых шесть месяцев — шесть долгих, мучительных месяцев, превратившихся в сплошную, бесконечную пытку. А началось все с того, что как-то раз он раньше времени вернулся с работы…
Женился он поздно. Женщины вообще мало интересовали его, и он обращал на них внимание — по-настоящему пристальное внимание, — лишь когда они попадали к нему на операционный стол или обслуживали его в ресторане: он всегда опасался, как бы в один прекрасный день кто-нибудь из них не облил супом его брюки.
Но Мелани оказалась совсем другой женщиной. Будучи почти на четверть века моложе его, она тем не менее сумела свести к минимуму эту возрастную разницу. Впервые за всю свою не очень уж короткую жизнь доктор Морроу почувствовал себя по-настоящему счастливым именно благодаря Мелани. Он был по уши влюблен в свою молодую жену и безгранично ей предан. Личная жизнь предстала перед ним в совершенно новом свете, и он действительно был счастлив от того, что теперь ее заполняли не только обеды в ресторанах и беседы с приятелями по работе, но и совместные визиты к друзьям и знакомым, прогулки на яхте и прочие радости удачного супружества. К своему удивлению он заметил, что его все чаще тянет домой, и порой с трудом заставлял себя досидеть до конца рабочего дня, хотя в этом и не было особой необходимости. Однако доктор предпочитал соблюдать установленный порядок. И вот однажды он решил отложить на следующий день не очень срочную работу, сел в машину и, купив по дороге цветов, поехал домой.
Идя по дорожке сада к дому, он с удивлением заметил, что входная дверь распахнута настежь. На ступеньках крыльца стоял молодой человек и разговаривал с женщиной, силуэт которой четко вырисовывался в дверном проеме.
— Да, Роберт, — мелодичный голос Мелани словно таял в вечернем воздухе, — благодарю вас. Это было великолепно! Да, пожалуйста, приходите и завтра вечером. Нет-нет, он придет не раньше десяти, так что у нас будет уйма времени.
Слова эти ножом полоснули по сердцу доктора Морроу. Он быстро отступил в кусты и замер, ожидая, когда незнакомец пройдет мимо.
После того случая были и другие, различавшиеся лишь небольшими вариациями. Решив не показывать свою осведомленность о происходящем, Морроу до полуночи просиживал в лаборатории, хотя работа его от этого практически не продвигалась. Да и неудивительно — мысли его были заняты другим. В воображении нескончаемо множились сочиненные им же самим образы, приобретшие за истекшие полгода особую живость и красочность: его милая, его божественная Мелани, скинув маску лицемерия, которую она носила в общении с ним, нежно воркует с молодым человеком, забыв про еголюбовь, растоптав егочувство, предав ихсчастье…
И все эти долгие, мучительные дни он не мог избавиться от гнетущего чувства несправедливости, от ощущения собственного бессилия и подавленности. Постепенно в его мозгу стала зреть и набирать силу другая мысль, которая, как ему казалось, имела большее право на существование, нежели горькие переживания и выматывающее долготерпение.
И этот день настал.
Доктор Морроу поднялся со стула, выключил в лаборатории свет, прошел в свой маленький кабинет и начал делать какие-то пометки на листочке блокнота.
Часом позже он вышел из здания — пружинящей, помолодевшей походкой, с улыбкой на губах.
Прошла неделя. Как-то утром супруги мирно сидели за столом и завтракали. Просмотрев газетные страницы, посвященные модам и светским сплетням, Мелани дошла до отдела объявлений — о свадьбах, днях рождения, кончинах. Интересного там было мало, и она уже собиралась перевернуть страницу, как вдруг увидела нечто странное. Она трижды перечитала это объявление, отказываясь верить собственным глазам.
Скончалась миссис Мелани Морроу, тридцатилетняя супруга и нежная спутница доктора Фрэнка Морроу. Смерть наступила внезапно, в их доме. Похороны пятнадцатого, в 11 утра. Приглашаются только близкие. Пожалуйста, без цветов.
— Фрэнк, — еле слышно прошептала она, — это ты поместил объявление о…
— Естественно я, дорогая, — с отсутствующим видом подтвердил доктор.
— Но Фрэнк, — в ее голосе слышалась близкая паника. — Что все это значит? Ты решил так пошутить?
— Нет, моя милая, это не шутка.
— Но почему, зачем? Что ты хоч… — она не смогла договорить. Сокрушительным ударом муж выбил ей передние зубы, и она потеряла сознание.
Доктор Морроу быстро перетащил потерявшую сознание Мелани в соседнюю комнату и осторожно положил на диван. Потом со свойственной ему тщательностью он выбрал шприц, иглу и, взглянув на часы, ввел какую-то жидкость в вену Мелани.
— Вот так-то, моя милая, неверная женушка, — приговаривал он. — Полежи пока здесь — твое время еще не наступило.
Похоронное бюро, куда он заблаговременно позвонил, работало оперативно и уже через полчаса прислало своих сотрудников. После тривиальных слов утешения в адрес убитого горем мужа они незамедлительно приступили к своим обязанностям. Приехавший вскоре после них врач — давний друг доктора Морроу быстро составил заключение о смерти и выдал разрешение на захоронение. Сидя с ним в кабинете, Морроу с тревогой прислушивался к голосам служителей похоронного бюро — не дай Бог, если они что-нибудь обнаружат… Но он сделал все как надо: укол подействовал великолепно, и сотрудники похоронного бюро с уверенностью проделывали обычные манипуляции над трупом, проявляя при этом присущий им профессионализм.
После их ухода Морроу вновь остался наедине с женой, тело которой было обряжено в роскошный саван. На небольшой подушке покоилась голова с аккуратно уложенными огненно-рыжими волосами.
Улыбнувшись, он осторожно отвернул края савана, достал толстую швейную иглу и накрепко пришил руки жены к ее груди; потом так же старательно сшил вместе бедра и ступни. Работал он быстро, с вдохновением, как когда-то в годы молодости делал свою лучшую операцию, а когда наконец закончил, аккуратно обрезал концы ниток и расправил складки савана. Потом опять вдел нитку в иголку и старательно сшил губы. После этого доктор налил себе полный стакан виски.
Процедура похорон прошла спокойно, как и планировалось. Присутствовали лишь самые близкие друзья, в круг которых доктора ввела Мелани. Горестные покачивания голов, скорбно прижатые к груди руки, белоснежные платочки, поминутно подносимые к уголкам глаз. Под конец кортеж автомашин медленно проследовал к городскому крематорию. Ларчик с личными вещами усопшей покоился на крышке гроба. Играла похоронная музыка…
В назначенное время чья-то рука нажала нужную кнопку, и гроб стал плавно опускаться в черный люк.
Глубоко внизу служащий крематория, увидев гроб, легонько присвистнул:
— Красота! Но дело есть дело. И если уж эти чертовы буржуа поставили меня на это место, я сделаю все, чтобы не только отработать свои денежки, но и разбогатеть.
Он даже крякнул от удовольствия: хорошо сказано, хотя никто и не слышит. Затем резким движением он распахнул створки печи и, толкнув гроб, покатившийся на металлических горизонтальных роликах, быстро затворил створки. Лязгающий, тягучий звук понесся ввысь, ударяясь о стены подвала, лифта и, наконец, траурного зала, к тому времени уже опустевшего.
Мелани тоже услышала этот звук. В сущности, это было ее первым ощущением, первым соприкосновением с реальной действительностью после долгого забытья. Поначалу она ничего не могла понять и лишь чувствовала себя странно стесненной — руки, ноги, рот и… темнота, скрывавшая очертания гроба. Она попыталась было приподнять его крышку, хотела закричать, но, как только нитки врезались в мякоть ее губ, внезапно поняла все: и тот некролог в газете, и удар мужа, и… неожиданно быстро нарастающий жар.