Внимательно осматривая корпус «Девы», мы заметили, что изнутри она вся покрылась ржавчиной, которая рыжим пухом выстилала чрево дьявольского сооружения. Но лишь приблизившись и заглянув внутрь, мы поняли, в чем заключалось истинное и главное предназначение «Железной Девы».
На внутренней стороне двери были укреплены длинные металлические шипы — массивные у основания и острые у концов.
Располагались они таким образом, что захлопывавшаяся перед отчаявшимся узником дверь своей громадной массой вгоняла шипы в его тело: два верхних шипа пронзали глазницы, а нижние разрывали сердце и другие жизненно важные органы.
Услышав столь подробное объяснение, моя жена вновь почувствовала себя дурно, так что мне пришлось проводить ее вниз и усадить на скамью. Вернувшись минут десять спустя, я все же уговорил Амелию продолжить осмотр, пообещав не показывать больше подобных страстей. Мы застали Хатчесона стоявшим перед дверью «Девы». Наш друг пребывал в явно философском настроении.
— Знаете, — проговорил он, — о чем я подумал, пока вы отсутствовали? Мои старые знакомые — Щепка и та индианка — видимо, были уверены, что превзошли всех и вся в искусстве причинять человеческому существу физические мучения. Бедняги! Знай они, что человечество еще за несколько веков до их появления на свет произвело на свет подобную железную куклу, им пришлось бы оставить свои детские забавы с поджариванием человека на огне лучины. Не отказался бы я подарить — что ему, что ей — пару вещиц из тех, что висят там на стенах.
Произнеся эти слова, он снова о чем-то задумался, после чего продолжал:
— А знаете, мне захотелось на минутку залезть внутрь. Интересно узнать, что чувствует человек в подобной ситуации.
— Нет, прошу вас! — воскликнула Амелия. — Это слишком ужасно.
— Думаю, мадам, что испытание собственных чувств меня не шокирует. Мне доводилось бывать в нескольких переделках, так что я успел приобрести некоторый опыт, а заодно и выдержку. Помните, я рассказывал вам, как провел ночь в утробе дохлой лошади, пока вокруг полыхала загоревшаяся от молнии прерия? В другой же раз мне пришлось залезть в брюхо сдохшего полмесяца назад буйвола — залезть, да еще и виду не показывать, что я там нахожусь, иначе разбушевавшиеся индейцы непременно набили бы уже мне живот камнями. Так что, как говорится, не привыкать.
Поняв, что он действительно настроился на этот эксперимент, я посоветовал ему не мешкать и поскорее завершить свою затею.
— Понял, понял, генерал, — кивнул он. — Но я, пожалуй, еще не готов. Думаю, те несчастные, кому пришлось оказаться моими предшественниками, попадали в эту «Деву» не по своей воле. Наверняка ведь существовал обычай связывать их, чтобы они и пальцем не могли пошевелить. Мне хочется, чтобы все было по правилам.
Он вынул золотую монету и кинул ее служителю:
— Возьми, хранитель ужасов, и не очень мучай свою совесть. Ведь я пока не собираюсь устраивать собственные похороны.
Старик для виду недолго посопротивлялся затее Хатчесона, потом достал из кармана толстую веревку и связал Хатчесона по рукам, а когда тот втиснулся внутрь «Девы», — по ногам. Амелия со страхом взирала на эту процедуру, однако не решалась проронить ни слова.
Наконец служитель закончил работу, и теперь Хатчесон стоял спеленутый, как дитя, и столь же беззащитный. По его лицу блуждала тщеславная улыбка.
— Черт побери, — пробормотал он, — а здесь все же тесновато. У нас гробы и те делают попросторнее. Эй, старик, а теперь отвязывай веревку от крюка и бери в руки, да только держи покрепче! Потом начнешь потихоньку отпускать и притворять дверцу. Интересно, как все это будет выглядеть…
— Нет-нет, прошу вас, — снова взмолилась Амелия. — Я не смогу этого вынести.
Но американец заупрямился.
— Послушайте, полковник, — обратился он ко мне, — а почему бы мадам немного не подышать свежим воздухом? В самом деле, надо поберечь ее нервы, даже если я и оказался за восемь тысяч миль от собственного дома, чтобы немного поразвлечься. В конце концов, мужчина не может все время ходить, как ухоженный баран на ферме. Давайте быстренько все это проделаем, а потом вместе посмеемся над этой забавой.
Не знаю, то ли любопытство оказалось сильнее, то ли что еще, но Амелия решила остаться — прижавшись ко мне и уцепившись за мой локоть, она неотрывно смотрела на Хатчесона. Тем временем служитель начал медленно отпускать веревку, и дверь стала постепенно приближаться всеми своими шипами к телу узника. Лицо Хатчесона светилось возбуждением, он внимательно всматривался в надвигающиеся на его глаза иглы.
— Похоже, я не испытывал ничего подобного со дня отъезда из Нью-Йорка, — бормотал он. — Ну что это за континент — Европа! Сюда бы пару индейских банд. Эй, судья! — прокричал он служителю, — помедленнее, я ведь плачу деньги, так что дай мне возможность насладиться зрелищем!
Похоже, служитель унаследовал от своих далеких предков навыки истязателя — его движения, то приближавшие, то удалявшие от Хатчесона зловещую дверь, снова стали действовать Амелии на нервы, и без того довольно напряженные. Взглянув на нее, я неожиданно заметил, что она не обращает никакого внимания на манипуляции служителя — взгляд ее словно прирос к чему-то в глубине камеры. Проследив за ним, я увидел черную кошку, притулившуюся в дальнем углу помещения. Животное сверкало зелеными глазами, горевшими как сигнал опасности, и цвет их еще более усиливался на фоне подсохшей красной влаги, покрывавшей мохнатую спину и ощерившуюся пасть.
— Опять она! — воскликнул я. — Смотрите, та самая кошка!..
Не успел я закончить фразу, как животное одним махом преодолело разделявшее нас пространство и оказалось рядом с «Железной Девой». Сейчас она походила на ликующего демона, оказавшегося рядом со своим хозяином — покровителем зла. Глаза излучали ненависть, вставшая дыбом шерсть чуть ли не вдвое увеличивала ее действительные размеры, хвост метался из стороны в сторону словно у тигра, видящего перед собой добычу. Хатчесон тоже заметил ее, и, как мне показалось, глаза его засверкали изумленным восторгом.
— Черт побери! Эта «Индианка» объявила нам войну! Что ж, посражаемся, дорогая. Только пока выпроводите ее наружу, а то я со всеми этими веревками и пальцем не смогу пошевелить, если она захочет выцарапать мне глаза. Эй, старик, не забывай про веревку!
Теперь Амелия уже сама попросила проводить ее наружу. Я обнял супругу за талию и повел к выходу, краем глаза успев заметить, что кошка, выгнув спину, изготовилась для прыжка на своего врага.
Однако произошло совсем другое. Неожиданно для всех нас она с диким, даже каким-то адским воем бросилась вперед — на служителя, нацелив вытянутые когти прямо ему в лицо. Когти эти до сих пор стоят у меня перед глазами — длинные, как клинки, которыми она с безжалостной силой вцепилась в лицо бедного старика. Еще один взмах — и от его левого глаза чуть ли не до подбородка протянулась красная, слезящаяся бурой кровью полоса.
С криком ужаса и боли служитель отпрянул к стене, выпустив веревку из рук. Я бросился вперед, но было уже поздно — подобно молнии длинный жгут метнулся сквозь кольцо, и ничем не сдерживаемая громада металла с оглушающим звоном и лязгом соединилась с корпусом «Девы».
За какое-то мгновение перед случившимся я заметил застывшее на лице Хатчесона выражение безмерного ужаса. В его глазах мелькнула смертельная тоска по чему-то, мне неведомому…
С губ несчастного не сорвалось ни единого звука.
Шипы сработали отменно. Когда я все же набрался сил и открыл створку двери, то понял, что конец, к счастью, был почти мгновенным — шипы настолько глубоко вошли в тело Хатчесона, что буквально разрезали его череп на три равные части. Ниже я смотреть не стал…
Лишенное опоры, но продолжавшее оставаться связанным тело вывалилось наружу и с мокрым, чавкающим звуком грохнулось на пол у моих ног, вытянувшись во всю длину. Голова повернулась и застыла, лицо устремило вертикально вверх безжизненный взгляд.