— Молодец! — вздохнул Родионов. — Познания в фармакологии блестящие! Как же ты додумалась до этого?
— Я хотела от него избавиться. Чтобы вы его перевели в другой корпус.
— Совести у тебя нет, — сказал Родионов. — Да еще две ампулы вколола! Ты головой думаешь или нет?! — Он побагровел. — Ты угробить его решила?!
Вита, закрыв лицо руками, заплакала. Родионов посмотрел на ее перевязанную шею и нервно забарабанил по столу пальцами.
— Сдай смену и отправляйся домой, — сказал он после минутной паузы. — Позже будем с тобой разбираться.
Дверь кабинета приоткрылась, и коротко стриженный человек заглянул в комнату.
— Чего тебе? — недовольно спросил Родионов.
— Опять, кажется, начинается, — сказал человек. — Вы бы посмотрели.
Родионов шумно вздохнул и поднялся из-за стола.
— Ну и заварила ты кашу, красавица, — сказал он с досадой Вите. — Матвеев, пошли посмотрим, что там.
Коля и еще один больной прижимали Баклагова к кровати, а он рвался, пытаясь освободиться, и бормотал что-то бессвязное. Когда Родионов вошел в палату, Баклагов приподнялся и выкрикнул:
— Не отпускайте ее никуда сегодня! Посадите под замок, только чтобы она была здесь!
— Успокойся, — мягко сказал Родионов и положил свою ладонь на лоб Баклагову. Лоб был горячий. — Все будет хорошо.
Он повернулся к Матвееву и спросил:
— Сменщица Виты пришла?
Матвеев кивнул.
— Пойди скажи ей, чтобы шприцы приготовила.
Матвеев заглянул в процедурную. Вита уже оделась и теперь стояла у стола, нервно теребя в руках сумочку. Ее сменщица переставляла баночки в стеклянном шкафу.
— Родионов велел шприцы кипятить, — сказал Матвеев.
Вита поджала губы и вышла в коридор. Матвеев смотрел ей вслед, пока она шла к дверям, ведущим на улицу.
— Что там стряслось? — спросила медсестра. — Витка сама не своя.
Входная дверь хлопнула.
— Ничего не случилось, — сказал Матвеев. — Поторопись со шприцами.
Он вернулся в палату. Баклагов лежал на своей кровати, закрыв лицо руками. Родионов стоял над ним, думая о чем-то.
— Сейчас будут шприцы, — сказал Матвеев. — Надо только немного подождать.
Родионов посмотрел на него и вздохнул.
— Ты присмотри за ним, — сказал он. — А через пять минут приведешь в манипуляционную.
Он вышел, оставив дверь открытой. Матвеев выглянул в коридор, спросил:
— Может, ему опять рубашку надеть, чтобы чего не вышло?
Родионов остановился, покачал головой:
— Нет-нет, не надо. Агрессивность у него прошла, остались только бредовые идеи. Сейчас я сделаю ему укол, и все будет хорошо. Вита ушла?
— Ушла, — кивнул Матвеев.
— Очень уж он о ней пекся, — сказал с усмешкой Родионов. — Не выпускайте ее отсюда, говорит. Иначе она умрет.
— Что? — переспросил Матвеев. Ему вдруг стало жарко.
— Шприцы готовы, — сказала медсестра, выглядывая из манипуляционной.
— Что он сказал про Виту? — переспросил Матвеев.
— Ей якобы угрожает опасность, — сказал Родионов. — Просил закрыть под замок.
Матвеев пошел к входным дверям, но шел он как-то странно, боком, не сводя глаз с Родионова, и вдруг развернулся и выскочил на улицу. На крыльце он осмотрелся по сторонам и побежал к воротам. Там, за углом, на соседней улице, была автобусная остановка, и Вита всегда шла туда, к автобусу. Матвеев знал об этом, потому что иногда они шли на автобус вместе.
Завернув за угол, Матвеев увидел автобус и толпу людей возле него. Подбежав к остановке, он приподнялся на носки, пытаясь рассмотреть шапку Виты, но, сколько ни смотрел, увидеть не смог и с удивлением обнаружил, что никто почему-то в автобус не садится. В общем гвалте слов было не разобрать, и Матвеев беспомощно оглянулся по сторонам, не зная, что ему делать. Какая-то женщина сидела на лавочке, вытирая уголки глаз. Матвеев встретился с ней взглядом, и она покачала головой, поджав скорбно губы.
— Что происходит? — спросил Матвеев. — Почему никто не садится в автобус?
— Там человека задавило, — сказала женщина. — На остановке люди стояли, автобус подъезжал. Задние начали напирать и женщину вытолкнули под колеса. Совсем уже озверели.
— В светлой такой шапочке, да? — потерянно спросил Матвеев.
Не дожидаясь ответа, он рванулся в толпу, расталкивая людей в стороны. Люди оглядывались недовольно, но, увидев его белый халат, пропускали.
Вита лежала на грязном снегу, глядя в небо невидящими глазами. Рот ее был перекошен. Ей было очень больно, когда она умирала.
Баклагов лежал все в той же позе, закрыв лицо руками. Матвеев грубо схватил его за плечи, приподнял.
— Это ты, — пробормотал он. — Ты!
— Почему люди так злы? — прошептал Баклагов, не отнимая рук от лица.
Матвеев толкнул его обратно на кровать:
— Она погибла, ее задавил автобус.
Баклагов растопырил пальцы и посмотрел на санитара.
— Ты убил ее, — сказал Матвеев. — И Пашку тоже ты убил. И милиционера того.
— Не я, — покачал головой Баклагов. — Они сами себя убили. Нас убивает творимое нами зло.
— А-а, философ! — зарычал Матвеев, наваливаясь на Баклагова.
Дверь палаты открылась, и в комнату заглянул Родионов.
— Матвеев! — крикнул он. — Что ты делаешь?
Санитар как-то обмяк и, пряча глаза, распрямился.
— Выйди в коридор, — сказал Родионов.
Он пропустил мимо себя Матвеева и закрыл дверь.
— Вита погибла, — сказал Матвеев, не поднимая глаз.
Родионов вскинул недоверчиво брови, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле.
— Он же говорил, что с ней что-то должно случиться, — продолжал Матвеев.
— Ты говоришь о Баклагове?
— Да.
— Но ведь это бред.
— Он убил ее за вчерашние уколы.
— Это бред, — упрямо повторил Родионов, пытаясь встретиться взглядом с санитаром.
— Он еще вчера сказал, что Вита будет наказана, — продолжал Матвеев, словно не слыша доктора.
Родионов потрепал его по плечу и вздохнул.
— Вы не верите в это? — спросил Матвеев.
— Во что? Ты можешь мне объяснить, во что я должен верить?
— Он убьет еще кого-нибудь. — Матвеев наконец поднял глаза на доктора. — Я не знаю, почему это происходит…
— Что именно происходит?
— Не знаю, — пожал плечами Матвеев. — Не могу объяснить.
— В таком случае помалкивай об этом, — посоветовал Родионов. — Так-то будет лучше.
— Кому будет лучше?
— Тебе в первую очередь.
— Вот как?
— Конечно, — кивнул Родионов. — Помни, что в палатах есть свободные места.
— Вы мне угрожаете?
— Нет, — покачал головой доктор. — Просто советую. Ты сам подумай, как твой рассказ воспримут посторонние люди.
— Но вы ведь тоже все это видели. Вы подтвердите то, что я скажу.
— Нет, не буду подтверждать.
— Почему?
— Потому что не хочу занять соседнюю с тобой койку.
— Какую койку? — упавшим голосом спросил Матвеев.
— В одной из палат нашей больницы.
В палату весть о гибели медсестры принес Коля. Когда он сказал об этом, все одновременно повернулись к Баклагову.
— Жалко ее, — сказал Баклагов и закрыл глаза.
Коля сел на свою кровать, хотел лечь, но потом передумал и, наклонившись к Баклагову, поинтересовался:
— А больше ты ничего не хочешь сказать?
— О чем? — спросил Баклагов, не открывая глаз.
— Не дури, — сказал Коля. — Мы же все слышали, как ты предупреждал доктора сегодня утром.
Он обернулся, ища поддержки у присутствующих. Все согласно закивали.
— Да, припадок у меня был что надо, — произнес Баклагов. — Опять я, наверное, бредил, да?
Дверь приоткрылась, и кто-то крикнул:
— Гончаров есть? Жена пришла.
— Ну ладно, после поговорим, — сказал Коля, поднимаясь.
На обед Баклагов не пошел. Лежал в пустой палате, закинув руки за голову, и даже не пошевелился, когда вошел Матвеев. Только спросил: