Спустя несколько лет после трагедии Арнольд сделал Силии предложение, и никто не удивился тому, что она сразу же его приняла. Людей удивляло другое — то, что родители Арнольда почти не пытались удержать его от этого шага. Впрочем, оба они были довольно старыми людьми, мистер Ландауэр постоянно болел, да и Арнольду давно пора было обзаводиться семьей. Таким образом, они преодолели все сомнения и дали свое согласие на брак сына.
Сразу после объявления о помолвке Силия и Арнольд стали подыскивать себе жилье. Силия выбрала дом в предместье Хэмпстеда, но Арнольд-, проведший всю свою жизнь с родителями под Хэмпстедом и искавший в жизни хоть каких-нибудь приключений, больше всего хотел после свадьбы уехать подальше от родительского дома. Он так прямо и сказал об этом своей невесте, однако Силия настояла на сделанном ею выборе. Она пообещала Арнольду, что создаст ему совершенно новую жизнь, пусть даже протекать она будет в том же самом предместье, которое было знакомо ему с пеленок. Силия сама занималась подбором мебели для их нового дома — все покупки оказались весьма дорогими.
К тому времени, когда они наконец поженились, дом был полностью готов для переселения.
Арнольд уговорил Силию провести их медовый месяц как можно дальше от дома: столь состоятельная пара, какой они являлись, ни в коем случае не могла довольствоваться заурядным и банальным Борнмутом. В данном вопросе Силия отдала ему все бразды правления и согласилась отправиться в дальние края. Как она и ожидала, роскошные и залитые солнцем места, по которым они проезжали, вызывали у нее Лишь чувство неловкости и смущения. Загорая на уединенных пляжах или лежа рядом с Арнольдом в постели гостиничного номера, за широким окном которого пронзительно голубело небо, Силия думала лишь об их новом доме. Еще до вселения она уже полюбила его всей душой и сердцем. Ей нравился его темный холл, яркая гостиная с парчовыми драпировками, нравилась каждая комната, даже их будущая спальня с овальной кроватью и стеганым белым атласным одеялом. Арнольд восхищался ее телом, тогда как сама она тешила свое воображение видениями и мечтами о доме, в котором предстояло протекать всей ее жизни.
Наконец медовый месяц подошел к концу, и они вернулись в Лондон. Едва сойдя с трапа самолета, оба очутились в обстановке, совершенно непохожей на ту, с которой совсем недавно расстались: было бесцветно, сыро, чувствовалось приближение зимы.
— Итак, — проговорил Арнольд, — отпуск позади. Впереди же — работа.
Силия посмотрела на мужа. Кожа его плохо воспринимала загар, лицо в некоторых местах покрылось красными пятнами, а кое-где и волдырями.
— Я так рада, что мы вернулись, — сказала она. — Отпуск для меня был чем-то нереальным.
Дом, в котором им предстояло жить, стоял особняком подобно другим домам, выстроившимся вдоль этой уединенной улицы. Прямо к входным дверям вела покрытая гравием дорожка для подъезда автомобилей. Таксисту наконец удалось довезти их до цели, и Силия возбужденно выскочила из машины.
— Наконец-то… — едва слышно пробормотала она.
— Устала, дорогая? — заботливо поинтересовался Арнольд.
Они прошли внутрь. Силия бродила по дому (супруг следовал за ней), и ее взору представала одна комната за другой. Арнольд любовался ее зрелой фигурой, всем своим существом также впитывая атмосферу нового жилья! Для него это было просторное и роскошное любовное гнездышко.
Так они дошли до спальни с овальной кроватью.
Силии пришла мысль о том, что именно сейчас, пока они еще молоды, ей следует забеременеть. Ведь семья сама по себе представляет целый мир, и этот дом, этот мир, заключенный в четырех его стенах, станет законченным и совершенным творением лишь тогда, когда из ее чрева появится на свет дитя.
В ту ночь супруги, лежа на овальной кровати, занимались любовью, а в последующие дни и недели Силия бродила по дому в ожидании того момента, когда станет ясно, что ей суждено стать матерью.
Арнольд занимался торговлей недвижимостью и каждое утро отправлялся в свой офис в Вест-Энде. Силия частенько стояла в дверях, укрытая падавшей с навеса над крыльцом тенью, и наблюдала, как он уезжает. В сад она спускалась редко и уж тем более почти никогда не выходила на улицу. Вот и сейчас она, провожая мужа, поднесла ладонь к животу, предвкушая тот момент, когда внутри него зашевелится новая жизнь. Даже возникни у нее такое желание, она и тогда не вышла бы из дома, опасаясь за благополучие будущего ребенка. Безопасность дитя значила для нее гораздо больше, чем собственное удовольствие. Она вернулась в дом и закрыла за собой дверь.
Вечером они с Арнольдом сидели перед телевизором.
— Слушай, давай куда-нибудь сходим, — предложил муж. Силия приложила ладонь ко лбу.
— Знаешь, дорогой, у меня что-то голова побаливает, — ответила она. — Давай лучше на следующей неделе, хорошо?
— Конечно, конечно, — поспешно проговорил, он, преисполненный заботой о жене. Когда же он в следующий раз выступил с аналогичным предложением, Силия ответила:
— Ну разумеется, скоро мы обязательно куда-нибудь выберемся. Но у нас такой чудесный дом — всякий раз так жалко его покидать, даже совсем ненадолго.
Арнольд окинул взглядом комнату. В свете телевизионного экрана она показалась ему загадочной, полной темных пустот.
— У тебя прекрасный вкус, — заметил он. — Никто бы не мог пожелать лучшего дома.
— Иногда я весь день напролет думаю о тебе, — сказала Силия, — как ты, словно раб, трудишься у себя в офисе. Как бы тебе, наверное, хотелось поскорее вернуться домой!
Они сомкнули руки и продолжали вместе смотреть телевизор. Дни шли своей чередой, и теперь Силия точно знала, что беременна.
— Теперь нам надо особо тщательно заботиться о тебе, — сказал Арнольд. Потом ненадолго умолк, погруженный в какие-то серьезные мысли. — И все же, — словно очнулся он, — мне кажется ненормальным, что мы все время сидим вот так взаперти. Надо хоть изредка выезжать, чтобы немного проветриться.
— Подумай о нашем младенце, — проговорила Силия.
— Тебе же самой пойдет на пользу, если мы время от времени станем выбираться из дома. Я не говорю, чтобы каждый вечер. Но ведь другие женщины ходят в театр, в кино, причем даже тогда, когда они беременны.
— Я не знаю, что делают другие женщины.
— И все же это неестественно, — повторил он.
— Неестественно? — переспросила Силия. — Да что может быть неестественнее нынешней жизни? Само существование здесь, в предместье Хэмпстеда, абсолютно противоестественно, и я благодарю Господа за это. Естественной жизнь может быть только в джунглях, и если тебе нравится жить в них, то значит ты и сам ничуть не лучше самого обыкновенного дикаря, и я совершила ужасную ошибку, выйдя за тебя замуж и позволив тебе стать отцом моего ребенка.
После этих слов Силия заплакала. Впрочем, она была незлопамятна и вскоре организовала для мужа партию в бридж. Для компании она пригласила еще одну молодую пару, но в середине игры неожиданно упала в обморок. Арнольд отнес ее на руках в постель и сам сел рядом, поглаживая ее по руке. Она не подавала признаков жизни и зашевелилась лишь тогда, когда он высказал намерение вызвать врача. Молодая пара, естественно, вскоре уехала, и в наступившей тишине Силия снова ожила.
— Я сделала все от меня зависящее, — сказала она. — Мне так хотелось доставить тебе радость. И вот, на тебе — подвела. Мне так стыдно.
— Я просто эгоистичный варвар, — с чувством сказал Арнольд.
— Видишь, как много для меня значит наше дитя. Нам нельзя относиться к этому спустя рукава. Просто мы не такие как все.
— Да, — согласился супруг.
Когда Арнольд в следующий раз выразил неудовольствие по поводу телевизора, Силия вынула колоду карт, и они сели играть в кункен.
— Если бы я заранее об этом подумала, — сказала она, — то пригласила бы твоих родителей.
— Мама не играет в бридж — она предпочитает раскладывать пасьянсы. Но они бы в любом случае не пришли. Папа очень плох. С каждым днем ему все хуже. Надо будет как-нибудь собраться и навестить их.