Джанет было тридцать пять лет, и прежде она никогда не была замужем. Обстоятельства ее жизни складывались таким образом, что хотя ни одно из них само по себе не имело сколь-нибудь решающего значения, взятые вместе, они не позволили ей обрести собственную семью. На долю ее родителей выпало немало жизненных невзгод, так что оба теперь целиком зависели от дочери. Отец ее вскоре и вовсе слег. Потом ей пришлось оставить работу в Уэльсе, чтобы ухаживать за братом, сильно покалечившимся в результате несчастного случая. После этого - малоутешительный год жизни в Канаде и трехлетний роман с женатым мужчиной, которому в конце концов пришлось положить спокойный, но достаточно решительный конец. Если у нее на сердце и остались застарелые раны, то она явно предпочитала не бередить их.
После стольких лет независимой жизни она вполне могла бы проявлять робость и неловкость в браке, однако на деле повела себя весьма умело и чутко. Радость пришла к ним как бы сама собой, без особых усилий с их стороны.
У Лауры было восхитительное тело. Даже в свои сорок лет оно оставалось гладким, лоснящимся, прелестным, как у восемнадцатилетней девушки. Несмотря на свои беспрестанные сетования, она практически без ущерба для себя перенесла рождение двоих детей. И все же при всей безупречной красоте она оставалась холодной, недоступной и во многом неблагодарной женщиной.
Джанет же была - да, ему пришлось признать это, - была похожа на котенка, свернувшегося калачиком в постели. Нелепое, конечно, сравнение. Он представил себе, как бы расхохоталась Лаура, услышав нечто подобное. Калачиком!
А почему бы нет? Что в этом такого? Впрочем, ему едва ли стоило волноваться насчет того, чтобы сказала по этому поводу Лаура, поскольку она вообще уже ничего не могла сказать.
И все же трудно было не прислушиваться, не ожидать всякий раз взрыва ее резкого смеха - это никогда не обрывается внезапно, в одночасье.
Как-то вечером Роберт задержался у себя в офисе, а потом минут на двадцать застрял в пробке на дороге. Подъезжая к дому, он уже начал было придумывать варианты возможных объяснений и оправданий. Поначалу, пока не вспыхнет ссора, он поведет себя вполне сдержанно: потом произнесет пару заранее заготовленных фраз, чтобы попытаться предвосхитить ее возможные нападки.
- Тебя никто не просит оправдываться, - до сих пор звучал в ушах голос Лауры, - в том, что тебе никогда не хочется возвращаться к жене. И если тебе вздумалось по пути остановиться и промочить горло, то мог бы, по крайней мере, набраться смелости и прямо сказать об этом.
- Нигде я не останавливался. Просто неожиданно позвонили из Парижа.
- Ах-ах, какая важность! Но ты мог хотя бы вспомнить, что на сегодня мы пригласили Гарри и Джози.
- Могли бы и подождать.
- Ну да, пока ты не соблаговолишь заявиться, Не перетрудился бы взять и позвонить. Самая элементарная вежливость…
- Я звонил перед уходом, но тебя не было дома.
- Лжешь.
- Говорю тебе…
- Ничего мне не надо говорить. И ни к чему поднимать шум. Не понимаю, с чего это тебя потянуло на жалобный лепет? Роберт, дорогой, пора бы тебе уже повзрослеть.
Он повторял всю эту сцену, прокручивая ее еще до того, как была произнесена первая фраза. А потом, когда дорога пошла под уклон и он увидел впереди себя извилистую ленту реки, то понял, что ни к чему было проговаривать все эти фразы, не стоило предвкушать поток обрывистых слов и нетерпеливого подергивания плеч: Лауры там не было. Сейчас там была Джанет, а Джанет не станет затевать мелочную перепалку.
Поначалу он думал, что Джанет почувствует себя неловко в обращении с детьми, однако она и здесь очень быстро нашлась. С Майклом она повела себя вполне на равных, а в отношении Кандиды проявляла осторожность, замешанную на известной доле решимости.
Майкл учился на первом курсе Сассекского университета. В последний год в его движениях появилась некоторая манерность, однако Джанет отнеслась к этому как к чему-то вполне естественному и не стала, подобно Лауре, делать круглые глаза или обращаться с ним со слащавой снисходительностью. Однажды Майкл намекнул, что намерен всерьез заняться карьерой на телевидении - это фраза была особенно популярна в среде его приятелей. Подобно им, он не вполне отчетливо представлял себе, что это такое, но тем не менее носил розовую рубаху и отрастил песочного цвета бородку в ожидании того момента, когда на него обратят внимание. Каникулы он провел в Греции и обнаружил там остров, который мог быть по достоинству оценен лишь им самим и двумя его ближайшими друзьями. Когда он на этот раз на Пасху приехал в отчий дом и несколько привык к Джанет, его любимым словечком стала «пластичность» - в прошлом году это было «концептуально». Роберт чувствовал, что в глубине души это милый и вполне здравомыслящий юноша.
Кандида, посещавшая местную школу, оказалась особой потяжелее. Она постоянно жила в родительском доме, беспрестанно дулась, хмурилась, хихикала и по обыкновению то и дело кидалась то в экстатическую восторженность, то в отчаяние, причем в последнее время делала это с особым нажимом, словно бросая вызов Джанет и прощупывая, как далеко она может зайти в своих выкрутасах.
Джанет справилась и с этим. Она не пыталась диктовать свои условия, но и не заискивала перед ней: не шпионила за девочкой, хотя каким-то образом ухитрялась отбирать у нее те книжки, которые, по ее мнению, Кандиде в ее возрасте пока не стоило читать. И при этом вела себя ровно, с юморком, но вполне решительно.
- Просто не верится, - проговорил как-то раз в воскресенье Роберт.
- Во что не верится?
- Ну… э… - Ему снова пришла на ум наивная мысль, пришла и понравилась. - В свое счастье, - сказал он. - Вот и все. Просто в собственное счастье, и ничего больше.
Джанет вспыхнула, чуть надула губы, как бы застенчиво отвергая эту идею, и все же явно радуясь ей.
- Ты такой милый, - проговорила она.
Каждое сказанное ими друг другу слово оказывалось искренним и совсем простым.
«Ты не посмеешь»…
Он посмел - и был сейчас счастлив.
- Ты хорошо выглядишь, - как-то сказал ему один из его деловых знакомых.
Недели лета катились одна за другой, и он наконец начал привыкать - по-настоящему привыкать - к мысли о том, что Лаура умерла. Ему уже не надо было повторять про себя одну и ту же мысль: все было в порядке, и это не нуждалось ни в каких повторениях.
Некоторое время он предпочитал держаться подальше от соседей, но вскоре Джанет сама познакомилась с одними из них, затем с другими. «Примечательно, - подумал он тогда, - что она явно останавливает свой выбор на тех людях, кто ведет себя потише, поспокойнее, и обходит вниманием наиболее шумливых.»