Он встал и надел афганку.
– А пошли к Таньке, на блины. А потом пойдём в парк, на лавочке нашей посидим. Только сначала я с Кочергой разберусь за то, что она мне жуков в карманы насовала. Пошли, пошли. —Михаил взял ее за плечи.
– Ну, погоди. Дай мне хоть в порядок себя привести. Как ты думаешь, в этом можно по деревне?
– Ты мне в чем угодно нравишься. Особенно в ночной рубашке.
– Знаешь что, Мишечка. – Она вспыхнула и превратилась в дикую кошку.
Он рассмеялся, зная, что добился того, чего хотел. Она улыбнулась.
У сестры детей не оказалось.
– Бегали, – пожала та плечами. – Похватали грязными руками и помчались, сломя голову, даже рожи не помыли после блинов.
Татьяна была уже на седьмом месяце, и у нее хватало своих забот. Но с племянниками она обращалась, как со своими.
… – Может, к тетке побежали.
Они вышли на улицу. Мишке вдруг захотелось обязательно найти детей. На душе отчего-то было неспокойно. В селе друг друга знал каждый. Он подозвал одного из бездельников.
– А они с дядей Володей пошли, – мальчишка указал рукой в сторону, где жил бывший Маринин муж.
– Давно?! – Мишку словно взорвало. Он даже не смог сдержать голоса.
Испуганный пацан только пожал плечами.
– Может, час. А может, меньше.
Мишка даже не смог взглянуть на Марину, но краем глаза он не то чтобы видел, чувствовал, что происходит с ней. Ему стало страшно. Он с силой сдавил ее руку и быстро, чего до ужаса не любил, зашагал к ненавистному дому. Ему встречались люди, но он их словно не замечал. Они кивали ему, потом отходили в сторону. Перед глазами почему-то стояло лицо Катьки. У Мишки перехватило дыхание. Что творилось с Мариной, он только мог представить. Спрашивая встречающихся на дороге людей, он уже почти бежал. Сердце его колотилось в бешеном ритме, в висках стучало, а в горле стоял привкус крови. Дом был уже рядом. Мишка вдруг резко остановился, словно натолкнулся на стену. У забора стояли люди. Все они вдруг разом оглянулись и уставились на него. Ему показалось, что земля уходит из-под ног, а тело его разваливается на мелкие осколки. Вдруг он осознал, что уже держит ее обессиленное тело. Лицо ее было белым, как снег.
Оставив Марину на дороге, он пинком открыл калитку и, расталкивая людей, залетел в дом.
Ванька лежал в углу передней комнаты. На светлой голове ярким пятном выделялась рана. Кровь уже начала густеть. Мишка едва сдержал приступ рвоты от увиденного. Перед ним, как ему показалось, лежало уже, наверное, мертвое тело. Судорожно он стал искать пульс на руке парнишки. Руки тряслись. Он не знал, что делать. От бессилия его выворачивало наизнанку. Он бросил руку и стал искать пульс на шее. Наконец, он почувствовал. Удары, очень слабые, едва прослушивались. Мишку уже лихорадило. Ему стало невыносимо душно. Он схватил табуретку и швырнул ее в стекло.
– Скорую, быстро! – заорал он. – Ну, чего вы стоите, как бараны! Скорее!
Вдруг за его спиной послышалась возня. Он резко обернулся.
Из соседней комнаты, пошатываясь, вышла Маринкина тетка. На ее губах застыла жуткая гримаса. Лицо её было белым, как скатерть. Как сама смерть. Не было смысла что-то спрашивать. По этому лицу он понял, что пришёл слишком поздно. Увидев его, она вдруг обмякла и завыла.
– Где Катька? – не своим, сдавленным, словно могильной плитой, голосом прохрипел Мишка. Она замотала головой, не сдерживая слёз. Он прошел в соседнюю комнату и увидел девочку. Она лежала на раскиданной кровати. Он не верил тому, что видел. Жизни в ней уже не было. Глаза, словно стеклянные, огромные на белом лице, уже ничего не видели, но были обращены на потолок. Лицо казалось прозрачным. На тонкой, неимоверно длинной шее выделялся рубиновой линией кровоподтек от веревки, которая валялась на полу. Он остолбенел.
– Катя… Катрин. – Он позвал девочку, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Она его не слышала. Ему показалось, что он сходит с ума.
– Катя, это я, ты слышишь меня?
Губы его дрожали. Он взял ее руку. В маленьком кулачке было что-то зажато. Михаил разжал тонкие холодные пальцы и ужаснулся. В её ладошке лежала уже расплавленная шоколадка. Девочка даже не развернула ее. В груди его всё клокотало от нестерпимого гнева. Он с силой сжал кулаки и посмотрел в окно, словно хотел кого-то увидеть в толпе людей.
Неожиданно его взяли за плечо. Он обернулся. Перед ним стоял мужчина. Он был в белом. Больше всего Мишку поразило лицо этого человека. Совершенно спокойное. Это был врач, он отстранил его и стал что-то делать. – Занимайтесь своим делом, – тихо и уверенно произнёс он. – Вы мешаете.
Спорить не было смысла. Не оглядываясь, Михаил вышел из дома. Ноги его были тяжёлыми и ватными. У него мелькнула мысль, что он уже где-то слышал этот спокойный голос. Оглядев толпу, он обратил внимание на то, что все, кто был радом, смотрят на него, смотрят на его руки, как будто они были испачканы кровью. Он посмотрел на сжатые кулаки и только сейчас обнаружил, что сжимает в левой руке большой кухонный нож.