Как только Толька ушел со своим сахаром, на пасеке опять воцарилась тишина. Гость все же умудрился один раз больно ущипнуть Мишку, оставив на ноге хороший синяк.
Михаил не сразу привык к тишине и одиночеству, да и как к этому привыкнуть после шумных улиц и беззаботных детей. Иногда Куцый нарушал своим лаем гробовую тишину мрачных сопок, склонившихся над пасекой, гоняясь за мышами в зарослях сухой полыни. При виде щенка на душе становилось теплее. Взрослая собака не так радовала человека, хотя Мишка с нетерпением ждал, когда Куцый подрастет и станет помогать в охоте. Сейчас же щенок был единственной утехой в бесконечной череде монотонных серых дней, среди мрачного безмолвия окружавших пасеку сопок. Покрытые чернолесьем, в основном, дубом, они словно втягивали его взгляд в своё таинственное пространство. Эту мрачную атмосферу Серпуховки нарушала лишь речка Столбовка, в сотне метров шумевшая на перекате. Где-то в ее верховьях начиналась уже настоящая тайга с кедровыми лесами, буреломами и непроходимыми марями. Одно только имя – тайга, уже вызывало в нём желание сорваться, бросить всё, и уйти пешком в эти бесконечные дебри. Но умом он понимал, что это лишь эмоции, детские впечатления от случайных встреч. Лес хоть и не выглядел так загадочно, но мог дать несравненно больше, хотя бы потому, что отсюда было ближе к жилью, к людям. Мишка не особо любил тайгу. Да и она его не баловала. Там можно было потеряться, даже одичать. Здесь он чувствовал себя, как дома, ему было вольготно. Берёзы, бархаты, дуб, маньчжурский орех, вдоль речек росли клёны. Такого богатства вряд ли где можно было встретить. Разве что в Приморье.
Летом в лесу держался весь зверь: кабан, изюбр, медведь; все находили себе корм, и всем хватало места. Лишь человек вносил в жизнь леса свои коррективы и получал взамен выстриженные плешины делян и высохшие русла рек.
Мишка взял колып в ладонь. На двух его половинках, как на ладошках, были отливами выдавлены ребристые полусферы сразу для двух калибров. Соединив их, внутри получался объёмный шарик, даже два, куда по каналам заливался свинец. В итоге получалась круглая пуля, которую местные почему-то называли жакан.
– Це дело! Теперь можно и на охоту.
У Мишки поднялось настроение. О сахаре он уже и думать забыл. Снег продолжал потихоньку покрывать землю. Долго ему не пролежать. Ноябрьские ветры выдували все начисто, оставляя твердую, как бетон, землю черной и голой. Но пока снег лежал, природа превращалась в лесную сказку. На снегу читались следы самых разных ее обитателей. В такие минуты жизнь казалась не такой уж и плохой.
В доме было уже светло и прохладно с ночи. Отраженный от снега свет играл на прокопченных стенах. Надо было начинать день. Мишка резко вскочил и вышел на воздух. В голове шумело от вчерашней самогонки. Он уже забыл, сколько раз зарекался не пить эту гадость. Но в компании с Сухорятами, шебутными и добродушными мужиками из Столбового, отказываться от выпивки было бесполезно. Затылок трещал по швам. Мишка прищурился от яркого света. По свежему снегу бегал Куцый, таская в зубах порванный тапок своего хозяина.
– Куцый! – притопнул на него Мишка. – Ну-ка, дай сюда! Брось, тебе говорят!
Щенок беспечно посмотрел на хозяина и, бросив свою игрушку, зарычал, задрав кверху антенну своего короткого хвоста.
– Эх ты, ошибка природы. – Мишка смачно зевнул и потянулся.
Пес уже крутился у ног хозяина, забыв про свою забаву.
– Что? Жрать, наверное, хочешь? Обойдешься, хватит с тебя вчерашнего.
Щенок преданно смотрел на хозяина, повиливая обрубком.
– Ну, ладно, пойдем, посмотрим, что у нас осталось из жратвы.
Щенок остановился у двери, не решаясь переступить через порог, не один раз получив за это тем же тапком.
– Правильно, Куцый. Собакам в дом нельзя, – степенно разговаривал с щенком Мишка. Он открыл бачок из-под меда, где хранил продукты. На дне лежали две банки тушенки и борща.
– Так. Что у нас имеется, – он взял одну из банок и стал читать вслух. – Изготовлено в Семипалатинске.
Он рассмеялся.
– Хорошо жить стали. Борщ «Чернобыльский». Тушенка вообще черт знает откуда. Так мы с тобой, паря, и до весны не дотянем. – Он захлопнул бачок и поставил обе банки на плиту. Щенок продолжал следить за хозяином с крыльца в открытую дверь.
– Ну что, Куцый, плохи наши дела. Обнищали.
Щенок брякнулся на спину и стал выкусывать в шубе блох.
Мишка тихо рассмеялся.
– Что же ты, сукин сын, вчера Сухоренка укусил? Так и врагов недолго заиметь.
В душе Мишке понравилось, как Куцый охранял свою посудину от захмелевших братьев.