Ника медленно вылезла из машины на освещённую дорожку перед рестораном. Каблучки сразу утопли в снегу.
Она уже рассчитала квартиру в ипотеку, и родители сказали, что помогут с первым взносом. А неделю назад они с подружкой шатались по детскому магазину и рассуждали, кого лучше родить первым - мальчика или девочку.
И в сумочке лежал обёрнутый подарочной бумагой тест на беременность с радостным знаком плюс... Подарок Тимуру на Новый год. Их общий ребёнок.
- Ника! Ты чего тут прыгаешь, замёрзнешь в туфельках! - коллега поцеловала Нику в щеку, мазнув красной помадой. - Ой, я тебя запачкала, сейчас вытру.
Нику затошнило - это помада показалась ей до того отвратительной и мерзкой, как и запах пряных духов.
***
Она зачем-то зашла в стеклянную дверь, которую кто-то услужливо перед ней распахнул. Хостес заучено улыбнулась, заучено указала на лесенку, ведущую в гардероб. Ника медленно спустилась, зачем-то считая про себя ступеньки.
Рядом с окошком гардероба скромно расположились две дверки.
В туалете Нику долго рвало. Сердце звонко колотилось в груди, а нутро рвалось наружу. И спазмы продолжались, и продолжались.
Ника села на пол, прислонилась лбом к стене. В туалете приятно пахло сосновой хвоёй, шишками, лесом...
Ей вдруг захотелось в лес. В плотный уютный алтайский кедрач. Два года назад они с друзьями ходили по семьдесят седьмому всесоюзному маршруту. Маршрут был ещё советский, по нему когда-то ходили родители Ники, а ещё раньше дед... Иногда они ночевали в таком вот кедраче... И в солнечные жаркие дни, которых для Алтая им выпало очень много, кедрач сказочно и вкусно пах. Хотелось лежать на подушке из хвои в корнях, чувствовать сладкий запах смолы и мха, чтобы небо кружилось... плыло облаками над головой...
Тимур никогда не ходил с ней в походы. Ни разу за десять лет. Он не любил спать на голой, как он выражался, земле. Не любил грязных рук и ногтей, не любил запах дыма, не хотел нести тяжёлый рюкзак или трястись на глупой лошади... Он всё это никогда не любил. Ника расстраивалась, чувствовала себя виноватой, оправдывалась, что у неё такой дурной вкус, и её как-то неправильно воспитали.
Но может быть, со вкусом у Ники было всё в порядке? А Тимур просто не любил её?
Кто-то долбился в дверь. Ника медленно и тяжело поднялась, почему-то внизу живота что-то натянулось и стало как-то неуютно. Она с трудом - с третьей попытки - сдвинула шпингалет и выпала из туалета. Алиса - её закадычная подружка из конструкторского отдела - почти поймала Нику. А потом ахнула.
По тонким дорогим чулкам телесного цвета, Италия, нежное кружево с силиконовой полоской, стекала вязкая тёмная кровь.
- Стой! - велела Алиса. - Я вызову скорую.
***
Через три дня Нику отправили домой. Срок был небольшой, как сказала врач, едкая немолодая тётка с крокодильими глазами: «Тебе детка не я нужна, а психолог. А от меня тут проку мало, ну, не удержалась беременность, в прошлом веке баба бы встала, подмылась, да дальше косить-сеять пошла».
Ника лежала смотрела в окно, рядом с которым стояла кровать, и наблюдала, как медленно ползёт по стене солнечная полоса. Полоса появлялась в десять утра и в три дня исчезала.
А потом её отправили домой. И Ника долго не могла сообразить, куда отец её везёт.
Отец вёз Нику домой. Где среди трёх комнат, одна до сих пор принадлежала Нике. И вещи все были на месте. Даже коллекция виниловых пластинок, стояла там же где раньше, хотя последние несколько лет пластинки пылились на полке в углу. Тимуру никогда не нравился звук винила. И они их не слушали.
- Пап, а мама где?
- Мама в командировке, забыла. Она завтра только вернётся. - Отец сел на кресло рядом с Никиной кроватью. - Ты хочешь чего-нибудь?
- Поставь мне... «Roxette», помнишь, ту пластинку, которую ты из Москвы привёз, когда я маленькая была.
- Это была первая твоя пластинка.
Отец открыл крышку проигрывателя, смахнул с круга пыль и зашуршал пластинками. Сел в кресло и закрыл глаза. Эта песня сделала эту группу легендой, и это была любимая песня его дочери...
Ника свернулась в клубок.
Слушай своё сердце...
Слушай своё сердце...
А если его больше нет. Если оно уничтожено, разбито, растоптано и...
Слушай своё сердце... Слушай...
И тогда снова запахнет хвоей, нагретой на летнем горном солнце...