Впрочем, столь длинными диалоги Чебрикова и Лигачева с парламентской комиссией оказались не по нашей вине. Оба то давали не вполне четкие ответы, то много и подробно рассуждали на общеполитические темы и предпочитали уходить от острых вопросов.
Лигачев говорил, что 7 апреля он провел в ЦК обычную деловую встречу, "просто обмен мнениями", что протоколов не велось, и ежели обо всех подобных совещаниях сообщать в прессе, то газетам не хватит бумаги. Наконец, что непосредственно после совещания он уехал в отпуск и о дальнейшем узнал из газет.
Здесь, пожалуй, уместно вспомнить знаменитое восклицание П. Н. Милюкова в Думе: "Что это – измена или хуже – глупость?"
Из того разговора в память врезались две фразы Егора Кузьмича: "Я уверен, что у нас будет однопартийная система" и "Мы в конце концов придем к тому, что где-то единицы, десятки – а их не больше – надо непременно изолировать, для того чтобы создать спокойную, нормальную жизнь для людей" (цитирую опять же по стенограмме. – А. С.).
По-моему, вторая фраза дает ключ к пониманию позиции политических деятелей типа Лигачева. Они ощущают себя носителями высшей правды. А для достижения оной годны любые средства. "Изолировать" ради собственного спокойствия единицы, десятки или тысячи "экстремистов" для них не проблема. Как не покривить душой для того, чтобы приблизить "прекрасное завтра". И стоит ли удивляться, что в результате "обмена мнениями" – в Тбилиси стали перебрасываться войска?
Врезалась в память и сказанная вскользь фраза Чебрикова: "Мы дали определенную силу, с тем чтобы она могла помочь на месте решить, что делать".
Пожалуй, точнее не сформулируешь идею той коллективной безответственности, которая на языке партийных функционеров называется "коллегиальностью принятия решений". Так рождается пресловутая "коллективная мысль", коллективное, роевое мышление Системы, больше уже напоминающее животные инстинкты. И я не исключаю, что тбилисская трагедия – результат именно такого бессознательного инстинкта самосохранения Системы. Накануне своего политического краха, но уже после того, как тоталитаризм потерпел поражение на выборах народных депутатов, судорога событий 9 апреля была предопределена. Расчетливо (хотя допускаю, что и не умышленно) Система попыталась спровоцировать такое обострение событий, которое могло бы привести к сворачиванию перестройки, тогда еще не прошедшей этапа простой либерализации режима, и, главное, к смене лидера или, по крайней мере, к отрыву его от народных масс. Как показали дальнейшие события, Горбачев сумел усидеть в седле, но атмосфера недоверия между ним и широким фронтом демократии все же возникла.
"Коллективная ответственность" при отсутствии ответственности персональной давала тот механизм, при котором можно было обойтись и без прямого заговора, без прямого, хлопотного и опасного в своей реализации, дворцового переворота. В этой связи нельзя не вспомнить об одном удивительном совпадении: пресловутый Указ об усилении ответственности за антигосударственные действия с его статьей 11 (которая, кстати, будет отменена первым Съездом) появился 8 апреля 1989 года. Совпадение, дающее повод для размышлений!
В результате московских слушаний мы бесспорно установили, что ключевую роль в принятии решения о направлении войск в Тбилиси сыграло состоявшееся в ЦК КПСС 7 апреля под председательством Егора Лигачева совещание с участием ряда членов Политбюро и правительства. Среди них – Лукьянов, Крючков, Лигачев, Язов… Не правда ли, знакомые фамилии? И не только в контексте тбилисских событий?
Мы пытались разыскать протокол этого совещания, как и следующего, состоявшегося 8 апреля, или какие-либо документальные сведения о совещаниях и принятых на них решениях. Тщетно!
Почему же не протоколировалось совещание в Центральном Комитете 7 апреля 1989 года? Мы так и не получили ответа на этот вопрос ни от Лигачева, ни от других высокопоставленных чиновников. Понимали ли они, сколь важное решение принимают? Уверен, что понимали. Думаю, именно поэтому и постарались не оставлять никаких документов, не вели никаких записей. Круговая порука безответственности гарантирует бюрократической системе успех при любом развитии событий.
Итак, решение никак не зафиксировано, а двое участников того совещания (заместитель министра внутренних дел Трушин и министр обороны Язов) немедленно отправляются это решение выполнять. И действуют весьма энергично: в тот же день вечером в Тбилиси начинают прибывать первые подразделения внутренних войск и спецназа, а утром 8 апреля прибудут и десантники. Да, Горбачева в Москве не было, но участники совещания не сочтут нужным поставить в известность даже главу правительства Рыжкова. А когда наша комиссия единодушно изумится, как же могло такое произойти, нам разъяснят, что решался политический вопрос, а глава правительства отвечает за вопросы хозяйственные. Ибо он – главный хозяйственник страны, а никак не политик. И по принятому в Политбюро распределению обязанностей такие вопросы в ведение главы правительства не входят. Но какой же это глава правительства, если без него можно решить и реализовать такое? На этот вопрос мы тоже не получили ответа.