Эти события вызвали резкую реакцию грузинской части населения. По всей республике стали возникать ответные митинги. 28 марта они уже переросли в стычки на межнациональной почве в г. Гагра. 1 апреля "Общество Ильи Чавчавадзе" организовало митинг в Леселидзе, направленный против лыхнинского обращения. Атмосфера накалялась. Один автобус с участниками митинга, прибывшими из Тбилиси, и другой, случайный, с людьми, не имевшими никакого отношения к митингу, подверглись нападению, в результате чего 10 человек получили ранения. Известие об этом вызвало новую волну демонстраций и митингов.
Начиная с 4 апреля, они в Тбилиси стали непрерывными. Сначала у здания медицинского института был проведен несанкционированный митинг студентов разных вузов столицы. На нем выступил Зураб Чавчавадзе и предложил собраться всем у Дома правительства. 5 тысяч человек его поддержали, а в последующие дни число участников митинга достигало уже 10-15 тысяч.
К этому времени острота абхазского вопроса отчасти была снята, были проведены кадровые замены в руководстве Абхазии. Борис Адлейба освобожден от обязанностей первого секретаря. Однако митинг не прекращался, а требования митингующих переместились в иную плоскость, касающуюся самых острых социальных, экономических и политических проблем. У народа накопилось много вопросов, о которых хотелось поговорить и услышать ответ от стоящих у власти слуг народа. Но с кем? С Патиашвили? Увы, ни он, ни другие руководители компартии и правительства республики не нашли в себе мужества напрямую поговорить с народом и попытаться решить назревшие проблемы, дать ответы на волнующие вопросы. Вместо них с народом говорили лидеры новых оппозиционных неформальных организаций, которые, кажется, были уверены, что знают ответы на все вопросы. Один Ираклий Церетели на митингах с 4 по 9 апреля выступил 70 раз, Мераб Костава – 14, другие лидеры неформалов тоже выступали многократно. А Джумбер Патиашвили в эти критические дни выступил один раз по телевидению (причем по отзывам всех, с кем пришлось говорить, – крайне неудачно). Митинги собирались в разных местах Тбилиси, на ипподроме, где им было официально определено место, возле институтов и в других отдаленных от Дома правительства местах. Партийное руководство это, конечно, беспокоило, но по-настоящему они разволновались лишь тогда, когда народ собрался на площади Республики. Кипящая под окнами Дома правительства масса мешала и нарушала столь привычный ритм партийной и руководящей работы. Все это действовало на нервы, раздражало и в конце концов, видимо, стало пугать.
С этого момента я хочу вести хронологию событий буквально по дням, чтобы стало ясно, как в одни и те же часы действовало руководство республики Грузия, как реагировало на все Союзное руководство и чем жила в это время площадь.
ГЛАВА 4
– Это бунт? – спросил Людовик XVI, узнав о восстании в Париже и взятии Бастилии.
– Нет, сир, это не бунт, это – революция, – ответил герцог де Лианкур.
А. Манфред.
Место действия: Тбилиси, Дом правительства, площадь Республики.
Дом правительства – большое, "сталинской" архитектуры здание с колоннами и широкой лестницей перед фасадом, которое стоит на холме и возвышается над главной улицей столицы Грузии – проспектом Шота Руставели. В нем размещалось правительство и Президиум Верховного Совета, а впоследствии – аппарат первого президента Грузии.
Именно здесь десятилетиями решалось, как жить, дышать и работать грузинскому народу, а в период крушения коммунистического режима именно это здание и площадь перед ним стали средоточием политических страстей, амбиций и столкновений.
Перед Домом правительства небольшое одностороннее расширение проспекта Руставели. Назвать его площадью можно лишь условно, но есть пространство, свободное от движения транспорта.
На этом пятачке много людей, в основном молодежь. Выступающие с мегафонами сменяют один другого. На ступеньках лестницы перед Домом правительства расположилась большая группа объявивших голодовку студентов. На импровизированной трибуне – лидеры неформальных организаций. И так изо дня в день, круглосуточно. Митинг не стихает уже шестые сутки. Лишь к утру люди расходятся и на ступенях лестницы остаются голодающие и помогающие (и охраняющие), их где-то около двухсот человек.