Слышится плеск воды: это гладиатор разворачивается и смотрит, не скрывая своего интереса.
Аромат розы становится сильнее.
– Так что же ты от меня отказалась, Эмма? – вкрадчиво и негромко спрашивает Регина, бросая этим вопросом Эмму в полноценный жар. Та пятится, не зная, что ответить, а Регина остается на месте и скрещивает на груди руки, с вызовом глядя на чужие сомнения. Их взгляды все никак не отпустят друг друга, но в итоге именно Эмма заставляет себя отвернуться и пускается в постыдное бегство.
Она не сражается с Региной.
Так почему же всегда проигрывает?
Комментарий к Диптих 4. Дельтион 2
Прегенарий - выступали в начале соревнований, чтобы «разогреть» толпу. Они использовали деревянные мечи и обматывали тканью тело. Их схватки происходили под аккомпанемент цимбал, труб и водяных органов.
Муспельхейм (Muspelheim, огненная земля) — в германо-скандинавской мифологии: один из девяти миров, страна огненных великанов, огненное царство, которым правит огненный великан Сурт.
========== Диптих 5. Дельтион 1. Delectabile tempus ==========
Delectabile tempus
весёлое время
На второй день Эмма начинает потихоньку тренироваться. Правой рукой двигать еще больно, и она разминает ее – медленно и упорно, основное внимание отдавая левой. Аурус велел выдать ей щит, и Август нехотя согласился. Странно, что нехотя, ведь он и сам говорил о том, чтобы попробовать Эмму в иной роли. Так или иначе, но с щитом Эмме всяко привычнее, и, пока плечо не зажило, она отрабатывает оборонительные приемы, то и дело вспоминая, как ловко Лилит сбила ее с ног одним ударом щита. Значит, Эмма тоже так сможет.
На третий день поглядеть на ее старания приходит Ласерта. Эмма замечает ее не сразу – она увлечена новым приемом, который показал ей Август, – но по тишине, воцарившейся вокруг, становится ясно, что что-то не так. Эмма недоуменно оборачивается и смотрит туда же, куда смотрят все: на второй ярус лудуса. Ласерта, оказавшись в центре всеобщего внимания, яростно взмахивает синим веером.
– Что уставились? – кричит она зло. – Продолжайте тренироваться!
Взгляд ее останавливается на Эмме, и та, вздрогнув, поспешно отворачивается, вспоминая, как ей приказали не смотреть. Вставая в защитную позу, Эмма чувствует на себе пристальный взгляд и никак не может отделаться от этого ощущения. Оно мешает и сковывает, удары не проходят, Август недоволен, но ничего не говорит. Должно быть, понимает причину. Когда Эмма в очередной раз сбивается с шага и падает на колено, Август закатывает глаза и резко бросает:
– Пошла отсюда! Не занимай место тех, кто действительно хочет учиться!
Эмма знает, почему он сердится, а потому не обижается. Аурус хочет, чтобы Эмма была готова к годовым играм – так называются в Тускуле бои, проходящие в первый зимний месяц. Но если она будет тренироваться столь паскудно, то игры пройдут без нее. И вот уж тогда наказания не миновать не только ей, но и Августу.
Ласерта вылавливает Эмму в галерее, будто сторожила. Хватает за руку и настойчиво волочет в сторону. Эмма сдавленно шипит: рука травмированная, но ведь не напомнишь об этом госпоже. Облегчение прокатывается по всему телу, когда Ласерта толкает ее к стене. Эмма вжимается в холодный камень и смотрит, как приближается к ней не менее холодное женское лицо.
– Что отец нашел в тебе? – обидчиво спрашивает Ласерта. Сегодня ее рыжие волосы собраны в замысловатую прическу, оставившую открытыми уши и тяжелые серьги с зелеными камнями в них – под цвет глаз. Вопрос про Ауруса удивляет Эмму. Она не знает, что отвечать.
Ласерта перекладывает сложенный веер в правую руку и поддевает им подбородок Эммы, упорно глядящей в сторону.
– Смотри на меня! – приказывает она. Приходится повиноваться.
У Ласерты капризное, злое лицо. И красивое, этого не отнять. Эмма разглядывает его, раз уж выпал случай. И молчит, потому что на заданный вопрос у нее нет ответа. Но Ласерте не нравится ее молчание, и она легонько шлепает Эмму по губам веером.
– Отвечай, рабыня!
Эмма невольно морщится, когда острый край веера задевает уголок рта.
– Я не знаю, госпожа, – покорно произносит она. В самом деле – откуда ей знать истинные мотивы Ауруса? Он хочет воспитать из нее гладиатора – это то, что он говорит всем. Но если Ласерта ему не верит, то ей, вероятно, виднее. Эмма не так давно знакома со своим хозяином.
Ласерта снова бьет ее по губам веером – на этот раз сильнее.
– Неправильный ответ, – шипит она и склоняется над Эммой, будто хочет поцеловать. – Попробуй еще раз.
Ее глаза яростно сверкают в свете масляных ламп.
Эмма переступает с ноги на ногу.
– Может быть, он действительно думает, что я озолочу его, – говорит она хмуро, и наградой ей служит звонкий смех Ласерты.
– О, да ты самонадеянна! – восклицает римлянка и, к счастью, отступает на шаг, давая Эмме возможность дышать. – Озолотишь… Даже Робин с этим пока что не справился. А ты…
Она презрительно окидывает Эмму взглядом.
– Ты всего лишь девка-рабыня, которую будут выставлять на потеху публике. Как ты можешь заработать золото?
Эмма снова молчит. Ласерта какое-то время с любопытством смотрит на нее, потом вкрадчиво интересуется:
– Может быть, он спит с тобой? И мне следует донести об этом матери?
По спине Эммы пробегает холодок. Она понятия не имеет, как поступит Кора, дойди до нее подобный слух, и не хочет это выяснять.
– На все воля госпожи, – уклончиво отвечает она, обреченно понимая, что здесь от нее ничего не зависит.
Ласерта еще какое-то время разглядывает ее, потом фыркает и уходит. Эмма не может заставить себя отойти от стены, словно это ее единственная опора. Чего добивалась Ласерта? Если у нее испортились отношения с отцом, то почему виной тому обязана быть Эмма? Ход чужих рассуждений проследить трудно, и Эмма может только гадать. Но на кухне ее ждет обед, и можно отложить размышления на потом.
Аурус распорядился кормить Эмму сытнее, чем остальных, чтобы она быстрее выздоровела. Эмме неудобно от того, что пока все остальные едят ячменную кашу и запивают ее водой, она наслаждается рыбой и вином – разбавленным, но все равно вкусным. Она старается сидеть далеко от остальных гладиаторов, и, поскольку Робин занят чем-то, никто не спешит составить ей компанию. Эмма ловит на себя любопытные взгляды: она так и не завела себе новых друзей, предпочитая компанию Робина и Марии. Иногда ей удается перекинуться парой слов с Давидом, но он редко попадается ей на глаза. Зато встречи с Региной постоянны, и Эмма уже устала избегать ее. Ей не нравится это состояние полувражды, но и изменить его она пока не в силах. Регина не стремится к общению с ней, а Эмма не может найти повод, чтобы заговорить. Иногда она спрашивает себя, зачем ей общение с Региной. Жалость к ней давно прошла. Любопытство? Должно быть. У этой рабыни явно припрятана какая-то тайна, и Эмме, которой нечем заняться в лудусе, ее разгадывание приносит хоть какое-то удовольствие. Аурус обещал ей прогулки, если она хорошо покажет себя на играх, но до этого слишком долго.
Каждое утро и каждый вечер Эмма ходит к Студию. Он проверяет ее руку и довольно цокает языком, всякий раз отказываясь обсуждать, кто же такой этот Завоеватель. Иногда Эмме кажется, что он – просто выдумка. Но почему тогда она так часто слышит о нем?
Ласерта следит за Эммой, появляясь то там, то здесь. Она больше ничего не говорит и ни о чем не спрашивает, но Эмме все равно не по себе. Кто знает, что в голове у этой женщины? Кто знает, на что она способна? Эмма предпочитает не нарываться. Ее пока не наказывали – если не считать клеймо, – и не хочется открывать счет.
Клеймо, меж тем, зажило почти сразу. Иногда Эмма осторожно трогает его кончиками пальцев. А как-то Мария приносит ей зеркало и позволяет посмотреть на букву «А», желтоватым – из-за втертой краски – шрамом застывшую на коже. Эмма думает, что все могло быть хуже. И решает не печалиться. Да, ее заклеймили. Но это не конец жизни. Она все еще жива, а значит, может надеяться на лучшее.