– Я рада, что ты жива, Эмма.
Зеленые глаза ее поблескивают теплом и искренностью.
Эмма, чуть смутившись, кивает. Она не очень понимает, как держаться рядом с этой маленькой, но такой сильной женщиной. Она знала ее как автора пьес, потом как одну из армии Завоевателя, и вот теперь оказывается, что Габриэль и есть та женщина, благодаря которой Завоеватель начал свой победный путь к Риму. Впрочем, это она тоже знала – ведь Мария сказала. Но знать и видеть наяву… слишком разные вещи. Это… восхищает, это поражает, это заставляет молчать, когда на языке крутится столько вопросов. Эмма ощущает себя маленькой девочкой рядом со взрослыми. И совершенно не помнит, как когда-то надеялась больше не столкнуться с Габриэль.
Габриэль продолжает с улыбкой смотреть на нее. Потом заливается искренним смехом, и что-то в этот момент выдает ее возраст. Эмма с изумлением понимает, что Габриэль ненамного старше ее самой. Это почему-то бьет сильнее остального. Возможно, оттого, что где-то в сердце Эммы до сих пор сидит уверенность, что миром правят седовласые старцы, а не девчонки наподобие нее. Но вот же доказательство обратного!
Эмма силится вспомнить Завоевателя, но лицо той почему-то ускользает, и приходится смириться с этим. Они все равно еще встретятся, так ведь?
Наверняка.
Габриэль приносит еще хлеба и мяса, и на этот раз Эмма ест медленно, тщательно пережевывая. Живот почти полон, но неизвестно, когда придется поесть в следующий раз.
– Спасибо, – благодарит она, закончив с едой. – Если бы не вы…
Она умолкает, понимая, что им действительно очень и очень повезло натолкнуться на Габриэль. Страшно представить, что могло бы случиться…
Короткая мысль о Лилит и остальных обжигает затылок. Эмма хочет было спросить, все ли в порядке с ними, но в этот момент в шатер врывается Салмоней.
– Прелестная девочка, просто прелестная! – всплескивает он руками, явно имея в виду усмехающуюся Регину, появившуюся за его плечом. – Ни писка, ни визга! Ах, вот если бы все были такими!
Он намекает на что-то, Эмме непонятное, зато его прекрасно понимает Габриэль и добродушно велит Салмонею проваливать, пока все эти причитания не услышал тот, кто может и рассердиться. Салмоней закатывает глаза, жалуется, что никто не ценит доброе отношение, и уходит, заявив, что похлебка готова и стоит ее съесть, пока она горячая.
Регина усаживается на лежак, и Эмма отмечает, что повязки на ее ладонях заменены, как и на плече.
– Ты в порядке? – тихо спрашивает она.
– В полном, – безмятежно отзывается Регина. Она не смотрит на Эмму, внимательно следя за Габриэль, а потом спрашивает ту:
– Нам придется остаться в лагере?
Габриэль удивленно поднимает брови.
– Если захотите, – пожимает она плечами.
Регина кивает. Эмма, в мыслях которой оставаться тут не было, смотрит на нее так же удивленно, как и Габриэль. Что она задумала? Или просто пытается понять, не станут ли они вновь рабами, только на этот раз хозяином их будет греческая воительница?
Разговор не получается. Габриэль спрашивает их о пережитом, о том, как они сбежали и вновь вернулись в Тускул, но сама на вопросы отвечает неохотно и по возможности от ответов уходит. Эмма понимает: скорее всего, Габриэль ждет Завоевателя, не желая ненароком раскрыть ее планы. Понимает это и Регина, а потому в какой-то момент заканчивает разговор, спрашивая, нельзя ли немного отдохнуть.
– Конечно! – спохватывается Габриэль и вскакивает на ноги. – Совсем я вас заболтала!
Она оглядывается и предлагает:
– Спите здесь. Мне все равно надо обратно в город.
Эмма хочет спросить, а как же Завоеватель, но потом думает, что она не вернется без Габриэль.
Габриэль убегает, улыбнувшись на прощание. Регина встает и переходит к другому лежаку. Эмма молча следит за ней, не очень понимая, что происходит.
– Ты сердишься на меня? – спрашивает она все же, не утерпев.
Регина смотрит на нее – удивленно и очень мягко.
– Глупая, – в голосе слышится нежность. – Я просто устала. А спать вдвоем на узком лежаке… Думаю, стоит воспользоваться возможностью, пока она есть.
Эмма облегченно выдыхает. А совсем все хорошо становится, когда Регина возвращается к ней ненадолго и дарит долгий поцелуй, в котором отчетливо ощущается любовь – пусть и немного усталая.
Ложась, Эмма верит, что заснуть не получится. Слишком много всего произошло за такой короткий срок: Паэтус, смерть Робина, возвращение в Тускул, побег, Завоеватель… Все это кружится у нее в голове и никак не хочет останавливаться, однако едва она опускает веки, как темнота заявляет свои права и сразу разгоняет мысли. Эмма проваливается в сон, в котором куда-то едет на лошади, а потом оказывается на земле, и какая-то женщина ложится рядом с ней, прижимается ненадолго, чтобы потом, переворачиваясь, увлечь Эмму в поцелуй. Тот обрывается, когда Эмма открывает глаза. Пытаясь понять, где находится, она часто моргает и останавливает взгляд на смутной фигуре, склонившейся к Регине. Фигура та освещена неярким светом, исходящим от масляной лампы возле очага, и Эмма, спросонья не разобравшись, что к чему, вскакивает, чтобы защитить Регину.
Завоеватель оборачивается к ней и тихо говорит:
– Не шуми. Она спит.
Эмма застывает на половине движения, затем медленно опускается обратно на лежак. Взгляд ее не отрывается от женщины рядом с очагом.
Завоеватель сняла доспехи и теперь кажется не такой мощной, как при первой встрече. У нее красивая фигура, изгибы которой подчеркнуты черной рубашкой, и длинные ноги, обтянутые кожаными штанами. Сапоги без каблуков, но Завоевателю они и не нужны: она и так достаточно высока. Черные волосы без малейшего признака седины скрывают плечи, в прядь возле правого уха вплетены несколько алых бусин. На щеке виднеется свежий порез. Светлые глаза источают внимательную уверенность.
Эмма потирает лоб, просыпаясь окончательно. И слышит:
– Давай выйдем.
Завоеватель покидает шатер первая, не оборачиваясь и не сомневаясь, что Эмма последует за ней. Так и происходит: Эмма, кинув взгляд на Регину и убедившись, что та продолжает спать, стремительно натягивает сапоги и спешит на воздух.
Ночь близится к рассвету, на горизонте чуть посветлело небо. Костры в лагере продолжают гореть, сидящие возле них солдаты молча кивают проходящему мимо лидеру. Завоеватель так же молча кивает им в ответ и, не останавливаясь, идет дальше.
Поначалу Эмма пытается считать шатры, потом сбивается и машет рукой. Так ли уж это важно? Она давно успела понять, что армия Завоевателя велика – и это главное. Судя по всему, битва завершилась победой греков, иначе Завоеватель не была бы так расслаблена и не находилась бы сейчас в лагере, решая другие проблемы.
Некоторые солдаты с любопытством присматриваются к Эмме, и поначалу она возвращает им взгляды, но затем опускает глаза. Неизвестно, за кого они ее принимают.
Дойдя до пригорка, с которого хорошо виден и город, и порт, Завоеватель останавливается и, не оборачиваясь, спрашивает:
– Что у нее с руками?
В голосе слышится металл, будто его обладательница на что-то злится и не очень хорошо пытается это скрыть. Но почему?
Эмма, всматривающаяся в Тускул, в котором кое-где еще бушуют пожары – и это по-прежнему заметно на фоне ночи, – отвечает коротко:
– Ее распяли.
Отсюда плохо видно, но Эмма пытается разглядеть лудус и понять, цел ли он. Вроде бы…
– Ты расправилась с тем, кто это сделал?
Голос Завоевателя низким рокотом вливается в мысли Эммы. Она поворачивается, смотрит в чужие стальные глаза и кивает.
– Я убила его.
Ей кажется или взгляд Завоевателя становится одобрительным?
Перед глазами проносится умирающий Паэтус, затем мертвый Робин, и Эмма в какой-то момент никак не может поверить, что все это случилось с ней – и буквально только что. Что это она потеряла друга. Что это она заставила человека сожрать его собственную плоть.
Тело содрогается, когда разум в очередной раз проходит через все это. И наверняка содрогнется еще не единожды.